Он был слишком свободным для того, чтобы оставаться в живых…
На меня назначена охота. Поутру, как только рассветёт, стану я добычей для кого-то, кто покрепче сети заплетёт… Станут гнаться, станут веселиться, громко петь и долго пить вино… Только их потасканные лица мне увидеть будет не дано. Будь я самый сильный, самый ловкий, – знаю точно: завтра поутру окружат и спутают верёвкой, и потащат за ноги к костру. Мне Угода шепчет : «Стань угодным, подольстись, ты – парень с головой. Я тебя не сделаю свободным, но зато останешься живой…» Просит Зависть: «Ну, пойди навстречу! Раззавидуй! И решись на зло… И тогда я душу покалечу, в остальном – считай, что повезло..» Третье Зло, одолевая скуку, в предрассветной дымке голубой молча мне протягивало руку и звало, манило за собой…
Выбор сделан. С именем восхода принимаю бешеную рать. И со мной – последняя свобода. Страшная свобода. Умирать.
…Как знать, вспоминала ли в тот последний день его жизни, в день расстрела, о странном бледнолицем поэте с пылкими влюблёнными глазами там, далеко-далеко, за горами, морями и пустынями, – гордая и прекрасная королева нилотов? Я думаю, наверное, вспоминала… Не могла не вспоминать.
