— Вот тут-то я его и охомутала, — закончила повествование Ладова, — только пил он очень. Безобразно просто.
— А где же девочка, дочка его?
— Пока живет с нами. Но „зубастая“ звонила, что оформляет необходимые документы и вот-вот заберет ее в Штаты — Люба не выдержала и вздохнула: — Скорей бы! Совсем я умаялась с этим „вождем краснокожих“.
Настя тоже умаялась со своим „вождем“. Уже недели две, как она спала полусидя, потому что живот изнутри давил на диафрагму, отчего перехватывало дыхание.
„Скорей бы уж… Скорей бы…“ — осторожно вздыхала она.
Просматривая как-то свежий номер „СПИД-ннфо“, Настя среди выдержек из читательских писем обнаружила такое милое признание: „Жену свою я очень люблю, поэтому изменяю ей редко…“
Тема супружеской верности и измены в наше смутное время не слишком модная, в поэзии, в эстраде последних лет часто использовалась; при этом пропагандировалась скорее измена, чем верность. „Там, где я, там нет со мною места рядом“, — напевала Настя и невольно в ее мысли протискивалась тень Ростислава Коробова.
Тени — они вездесущи…
Эти проблемы занимали как доброй памяти леди Чаттерли, так и прекрасную свинарку по имени Минна Карлюн, из романа мудрого финского мужчины Марти Ларни.
Она сумела откопать даже гносеологические корни мужской измены: „Общеизвестно, что тоска толкает мужчину на поиски развлечений, а „развлекаться“ для них — значит делать такое, что вообще делать не следует. По этой причине любовь собственной жены развлекает их, как правило, очень редко, поскольку она дозволенная“.
К чести Настасьи Филипповны надо сказать, что она никогда не засыпала в чужих постелях и не посещала „с определенной целью“ чужие дома. Потому что, наверное, нет на свете ничего несвободнее подобной свободной любви, когда пугаешься и тиканья чужих часов, и поскребывания ничейной мыши.
Но любовницу она могла жалеть и даже сочувствовать ей. А как бы она себя повела, оказавшись на месте обманутой жены? Подала бы на развод? Ушла бы? Устроила бы скандал? Простила бы мужа? Ее „компьютер“ не давал ответа.
Вечером она занималась самым прозаическим на свете делом: месила тесто. Она аккуратно развела молоком дрожжи, всыпала муку, осторожно посолила, а потом накрыла кастрюлю крышкой, поставила в теплое место — у камина — и стала ждать. Что-что, а ждать она в последние месяцы научилась…
Нет в мире более послушного и благодарного материала, чем сырое тесто. Настя трудилась по всем правилам: добавляла муку, растирала с сахаром яйца, растапливала масло. А потом долго месила густую, податливую, как женская суть, массу.
