И всё-таки он засыпал не так безмятежно, как спала жена, дышавшая спокойно и ритмично, и ни один маленький мускул у неё не дёргался.
Но кто спал в эту ночь по-настоящему без задних ног, так это Шейла Уильямс, окно в её спальне было распахнуто настежь, оно выходило на Гамильтон-роуд, а дом, так уж получилось, находился как раз посередине между домами Кемпа и Даунса.
В 4.45 Морс нанёс третий визит в ванную — и неожиданно вспомнил. Из ванной он прошёл в гостиную, осмотрел книжные полки, вытащил толстый том, просмотрел оглавление, нашёл нужную страницу и прочитал то, что искал. Его голова на несколько градусов наклонилась вперёд, а пересохшие губы расползлись в широкой улыбке. Он был доволен результатом.
Когда в 8.30 утра Льюис позвонил в дверь, он ещё безмятежно спал.
И у мышей, и у людей
Благие начинанья
Влекут не сладость райских дней,
А горе и страданье.
Роберт Бёрнс.
К мыши
Очень немногие английские семьи, живущие в Англии, готовят дома английский завтрак. Поэтому нужно считать необыкновенной удачей, что этот оказавшийся под угрозой вымирания институт поддерживается усилиями кухонной прислуги в пансионах, придорожных кафе, разных незвездочных и многозвездочных гостиницах. Этот завтрак (в лучшем варианте) состоит из матовой белой яичницы (одно яйцо), двух поджаренных ломтиков бекона без хрящика и без кожи; помидора, поджаренного на рашпере до такого состояния, чтобы нельзя было разрезать ножом утратившую твёрдость белую сердцевину; хорошей сосиски, как следует и достаточна крепко подрумяненной; кусочка поджаренного до золотисто-коричневого цвета хлеба с тонкой, пропитанной маслом корочкой, причём пропитанной в такой степени, чтобы не привести в ужас какого-нибудь въедливого любителя диеты. И это то, что французы, немцы, итальянцы, японцы, русские, турки и… англичане с их дневным рационом из кукурузных хлопьев с тостом любят больше всего на свете, когда речь заходит о том, что бы такое съесть в праздничный день.
И американцы тоже, хотя среди них встречаются исключения.
Джанет Роско перегнулась через стол, отрегулировала громкость своего ненормально громкого голоса потише и, обращаясь к Сэму и Вере Кронквист, третьей официально зарегистрированной паре в этой группе, проговорила:
— Просто уму непостижимо, как он может, — её всевидящее око упёрлось в Фила Олдрича, сидевшего за соседним столом, — как он может есть… это.
По неистовому чувству, вложенному в последнее слово, можно было бы решить, что её собрат по Христианскому клубу умеренного образа жизни в Сакраменто поглощает никак не меньше, чем целое блюдо живых мушиных личинок или жареное филе принесённых в жертву младенцев, а не тонюсенький ломтик бекона с мясными прослойками. Но Сэм Кронквист, сам ограничившийся крошечным круассоном, был настроен весьма великодушно относительно вкусов других людей:
