Она стала почти фанатичной в своем восторженном преклонении перед природой и в своем стремлении к одиночеству. Она желала быть одинокой. Ту осень она хорошо запомнила. Внизу у реки было много увядшей пожелтевшей осоки. При первой возможности, особенно, когда выпадет снег, она тотчас спускалась к реке, бродила там часами, всматривалась с интересом в красновато-коричневые стебли осоки, примятые под ее ногами и вновь поднимающиеся, словно живые. Снег и жухлая трава вызывали в ней особые чувства, причудливые настроения.
А люди в округе вели за ней неусыпное наблюдение. Она была для них вроде сказочного персонажа. Прежние истории с эксцентричными женами городских чиновников, живших и работавших здесь, воплотились теперь в ней. Крестьяне перекидывались словечками, довольно грубыми, и пробовали расспросить прислугу Кобру, когда им удавалось ее перехватить. Но девушки были тоже из города и не понимали, чего от них хотят. Интересовались всегда одним и тем же:
«Ну, как там ижинер и его малышата?»
Потом наступил тот вечер, незабываемый, содержание которого она постоянно изменяла, и в конце концов получилось нечто вроде легенды, ее основной мотив она тоже не раз и не два перерабатывала. Не жалела ни сил и ни времени. Она почти не бывала дома, забросила хозяйство, семью, детей. Близких отношений у них давно уже не было, несколько месяцев. Возникшая ситуация не нравилась Рагнвальду Кобру. Он не понимал, в чем дело. Она же молчала, словно воды в рот набрала. Когда он пытался с ней говорить, она отвечало вежливо, но холодно и безразлично, однако не с таким отсутствующим видом, как при обычных семейных неполадках. Он пробовал ее умилостивить, искал повода к ссоре, но она отмалчивалась, проявляла любезность и вежливость, но не более.
В тот вечер она не сказала ни слова, сидела, упрямо поджав красные губы, а в синих глазах светилось одно раздражение. Сидела натянутая, как струна, будто в ожидании наступления нового дня, чтобы снова отправиться в путь. Он был вроде того, что чужой для нее. Он жил и работал в этой норвежской долине, за окном стояла осенняя ночь и неприветливость, он сидел в одиночестве, вслушивался в тишину и в собственные мысли, а прямо перед ним восседала женщина, которая когда-то была его женой. Насколько он мог понять, что-то в их отношениях разладилось, он начал принуждать ее…
Сначала он пытался приблизиться к ней привычным путем, но она все время уклонялась. Он шел за вином и бокалами, наливал ей: «Хочешь выпить?» Она брала бокал и пила. Он надеялся, что она откажется, тогда было бы легче начать наступление. Но она не шла на провокации, ни жестом, ни интонацией в голосе не давала основания для изменения настроения.
