Петрик сунул автомат в тайник и задвинул панель.
«Мерседес» проехал мимо уродливого дерева рогулькой.
Ольга, прикорнувшая было на плече у Аристарха, услышав стаккато автоматной очереди, испуганно вскинула голову, и в тревоге устремила на соседа взгляд египетских глаз.
— Что это было?
— Ничего особенного. Наш бравый возница хотел показать нам, как он умеет стрелять.
Если бы кому-нибудь пришла в голову блажь подсчитать, сколько времени спала Ольга за истекшие трое суток, набралось бы немного — каких-нибудь пять часов. А если бы этот кто-то приплюсовал к вынужденной бессоннице напряжение последних дней, то он догадался бы, что она с ног валилась от усталости и мечтала только об одном — поскорее добраться до узкой, «девичьей» кроватки в Усольцеве и уснуть сном праведника, по возможности, без сновидений.
Отказавшись от ужина и рассеянно пожелав «спокойной ночи» Аристарху, Ольга, слегка покачиваясь на каблуках и цепляясь рукой за перила, побрела к себе в номер на второй этаж, чтобы, постояв несколько минут под горячим душем, юркнуть под одеяло и смежить, наконец, покрасневшие и чуть припухшие веки.
Повернув в замке ключ, она открыла дверь и несколько секунд постояла в дверном проеме, отчего-то не решаясь войти в комнату — из освещенного коридора она казалась черным пятном, провалом в пространстве. При наличии воображения его можно было принять за вход в иное измерение, другой, параллельный мир, населенный бесплотными сущностями.
Наконец Ольга вошла и включила свет. В следующую же секунду ноги отказались ее держать.
Она привалилась спиной к стене и медленно съехала по ней на пол: в небольшом помещении царил тот же кромешный хаос, что и в комнате Ауэрштадта. Казенные стулья и тумбочка валялись на боку, стол был сдвинут с места. Ольгины белье и одежда, столь тщательно разложенные прежде по полочкам встроенного шкафа, были безжалостно выброшены наружу. На полу около кровати белели сорванные с матраса и подушек простыни и наволочки. Оказавшаяся под столом печатная машинка «Юнис» — любимая игрушка Ольги — также являла собой печальное зрелище. Футляр и крышка с нее были сбиты, и машинка, тускло отблескивая металлическими внутренностями, напоминала скелетик небольшого зверька. Даже обои во многих местах были сорваны.
Все выглядело в точности так, как и в комнате покойного швейцара — с той лишь разницей, что пол и валявшиеся на нем вещи не были покрыты слоем перьев и пуха: в отличие от тюфяка Ауэрштадта выданные Ольге во временное пользование подушки и матрас были изготовлены из поролона. Впрочем, и их тоже весьма основательно покромсали.
