— Это в каком же смысле? — мрачно спросил администратор, хотя, конечно, догадывался, откуда ветер дует.
— Да в самом простом, так сказать, в народном. Даже если допустить, что это он — убийца, в чем я, правда, сомневаюсь, есть ли смысл интересоваться маркой и цветом его автомобиля? Вы бы стали на его месте подставлять свою машину, если бы вам нужно было убрать такую дурынду, как я? — весело спросила девушка. — Вы грешите, Александр Тимофеевич, на Заславского — в самом деле, кому же еще, как не ему, по-вашему, по-кэгэбэшному,было спереть картину — ведь он, как-никак антиквар? Полагаете, наверное, что он за этим сюда и приехал? В этом, конечно, есть известный резон, но при одном-единственном условии — что картина очень дорогая, а пресловутый «Этюд 312» гроша ломаного не стоит. Давайте поставим вопрос так — стоило ли из-за жалкого этюда убивать Сенечку, обыскивать комнату Ауэрштадта и дважды пытаться пристрелить меня? Неужели все это проделали только для того, чтобы получить сувенир ценой в пару тысяч долларов? Так, по крайней мере, оценил «Этюд 312» — большей частью, из-за его древности — Константин Сергеевич, директор краеведческого музея. по-моему, не стоило.
— Ну, Оленька, вы даете, — с растяжкой произнес Меняйленко — видимо для того, чтобы у него было время обдумать сказанное девушкой. — по-вашему получается, что «Этюд 312» и картина Рогира ван дер Хоолта «Молодой человек с молитвенно сложенными руками» — одно и то же?
— Именно! — вскричала Ольга. — Именно! Вы же сами сто раз упоминали о ничтожестве супрематистского этюда! То, за чем гоняются эти неизвестные злодеи, стоит в тысячу раз больше! Даже моя шкура — уж на что она недорога — мне кажется, стоит больше тех двух тысяч баксов, о которых каркал директор музея.
— Скажите, а такая простая вещь, как соображение о длине и ширине этих картин, вам в голову не приходило? — спросил Александр Тимофеевич. — У вас, девушка, черт побери, хотя бы есть сравнительные размеры этих полотен? А то одно полотно окажется два метра в высоту, а другое в метр, что тогда прикажете делать?
— Очень даже приходило, — заявила Ольга со своего дивана, — ведь это, как вы изволили заметить, самое простое соображение. Да и что тут думать — Евлампий же мне все сказал. Картина Рогира ван дер Хоолта была 48 сантиметров на 50, а какого размера был «Этюд 312», вам, Александр Тимофеевич, знать лучше!
Меняйленко с минуту помолчал, будто пытаясь мысленно представить себе размеры картины, после чего, тщательно артикулируя каждое слово, спросил:
