И в кои-то веки вино возвращалось не грустью в глазах мужчин, а надеждой в глазах женщин. Потому что бывают взгляды, распахивающие пропасть под твоими ногами, а бывают такие, что поднимают тебя над пропастью.
А потом были трепещущие язычки пламени высоких свечей, две тени, обнимающие друг друга на фоне желтой стены и вылинявших штор. И были мягкие касания нежных рук, соленых губ, мокрых щек. И нежности этой ночью было намного больше, чем страсти.
Она заснула, положив свою голову на мое плечо. Я смотрел на нее, слушал тишину, и невольно рождались строчки.
Нас с тобой по холодной стене,
Вдаль уносят цветные качели
Двух свечей, что горят в тишине
на столе возле смятой постели.
И утро наступило слишком быстро.
…
Бравин бросил беглый взгляд на пустой каменный коридор и два человеческих тела, лежащих в углу. Нижний жилой ярус, внешняя галерея, он был здесь неоднократно. В детстве его много раз ловили в этом коридоре — забравшись на узкий подоконник, он воображал себя великим полководцем и величайшим магом, отражающим нашествие Рорка. Но вспоминать некогда, и умиляться детским фантазиям — тоже. Карающие уже скрываются за поворотом и только он и Малый, с нетерпением делающий ему знаки, еще задержались. Прятать тела никто не стал, в пустом длинном коридоре попросту негде, а выбрасывать в окно — шумно. Трупы просто забрали с собой, чтобы бросить в ближайшем темном углу.
А дальше — по боковой лестнице, ярус за ярусом, наверх к залам, где распределяют грузы. Только вперед, перепрыгивая через ступеньки, перешагивая через трупы. Нижний зал служил для приемки кабин, отправленных из башен на крепостных стенах. Там кабину снимали с железных тросов и переносили на большую открытую площадку, которая на канатах поднималась вверх. Тяжелая работа, выполняемая заключенными, лишь немногим менее изматывающая, чем рудники. Люди брели по кругу, наматывая канаты на барабан, и тяжелая конструкция с грузом поднималась наверх, люди поворачивали в обратную сторону, и площадка опускалась вниз. С утра до вечера, или с вечера до утра. Изо дня в день. Из года в год. Но некогда сочувствовать младшим и думать об устройстве мира.
Алифи, управляющий разгрузкой, умер быстрее, чем понял, что происходит. Он мог быть сторонником узурпатора или, наоборот, искренне желать ему смерти — не важно. Некогда уточнять политические пристрастия — он должен был умереть, чтобы воины за городской стеной могли жить. Заниматься убийством работников бессмысленно, бесполезно, но главное долго. Они уже разбежались по залу в поиске укрытий — пусть. Они не позовут на помощь, от них этого никто и не ждет.
