– Нет, ничего, – ответила Мари. – Кроме того, когда я чувствую, что замерзаю, то знаю, как защититься от холода.
– Понимаю. Ты, наверное, как волк, забираешься в свою берлогу и спишь там.
– Вовсе нет. Я таскаю камни, чтобы устроить себе комнату – это отлично согревает. Или хожу в лес, собираю сучья. Я уже много набрала. Это мои дрова. Я развожу огонь, греюсь и стряпаю себе еду.
– Еду? А чем же ты питаешься?
– Картофелем.
– Вареным?
– Нет, у меня пока еще нет чугуна для варки. Я кладу его в золу под огонь; он так хорошо поджаривается, и это так вкусно.
– И ты больше ничего не ешь?
– Нет, господин Мишо.
– И ты разводишь огонь в твоей берлоге?
– Нет, в особой комнате наверху.
– Но неужели ты не боишься проводить ночи в этой мрачной башне?
– А вот и нет, – смеясь, ответила девочка, – напротив, случается, что я сама кое-кого пугаю!
– Как так?
– Представьте себе, господин Мишо, в первое время моего пребывания в башне я однажды ночью услышала какой-то странный шум, какие-то жалобы, стоны и рыдания… А потом вдруг громкий глухой голос загудел: «Я бывший владелец замка! Я убил свою мать! Горе! Горе! Кто пришел сюда? Берегись! Я уведу тебя в самую глубь ада! Горе! Горе!» Скорчившись на своей постели, я сначала не знала, что и думать, мне стало страшно… Но вдруг мне пришла в голову мысль, что это просто чья-нибудь злая шутка. Я предоставила голосу стонать сколько угодно. Это продолжалось самое малое полчаса, потом я услышала шум удаляющихся шагов… Следующей ночью, так как я была уверена, что повторится то же самое, я взобралась на самый верх башни и взяла с собой несколько пучков соломы. Около полуночи стоны возобновились, и тот же голос опять затянул свое: «Я бывший владелец!..» Тогда я начала махать передником с высоты башни, как будто бы это были крылья птицы, производя при этом такой же шум, и, приложив свернутую в трубочку руку ко рту, стала подражать крику совы, но гораздо громче, чем кричит обыкновенная сова. Затем я зажгла в одном из отверстий башни пучок соломы и стала дуть в него, так что посыпались тысячи искр. Тотчас же по стуку сапог я смогла заключить, что кто-то удирает во всю прыть. Мне удалось испугать того, кто пугал меня! Он больше не возвращался. И я поняла, что у него пропала охота повторить свою проделку, потому что, когда я после того встретилась с ним, он посмотрел на меня такими удивленными глазами, словно хотел сказать: «Неужели это возможно, неужели ей не страшно там, в башне?..»
