Толстяк вполне удовлетворился бы и простой деревенской одеждой, но он рано овдовел, и у него была дочь, которую он любил больше всего на свете, она была для него каким-то божеством. Он был на все готов для нее и в угоду дочке покорился необходимости представляться богатым.
Ум этой деревенской девочки был так же неповоротлив, как она сама. Чтобы обучить ее тонкости обращения, хорошему вкусу и манерам, господин Гюро послал ее на пять лет в один из лучших пансионов города. Он часто повторял с гордостью, что это ему стоило очень дорого. Но, несмотря на все его жертвы и старания, результат оказался совершенно противоположным: в девочке развились только худшие стороны ее физической и нравственной природы.
Прибавим, что праздность и свобода, в которой она жила благодаря отцу, наводили на нее скуку и внушали ей различные капризы. Для удовлетворения этих часто неисполнимых капризов она была готова на самые невероятные поступки. Вот каков был характер Жюли Гюро.
Когда господин Гюро был вынужден забрать дочь из пансиона, он, который до сих пор вел самую спокойную жизнь, пустился в настоящие сумасбродства, считая это необходимым для счастья своей обожаемой Жюли.
Он покинул свое старое жилище, чтобы переехать в новый, роскошно меблированный дом, перед которым все проходящие разевали рты. Бедной старушке, раньше прислуживавшей ему, было отказано, а на ее место была нанята прислуга, которая должна была исполнять роль горничной мадемуазель Жюли. Раньше он ездил гулять по окрестностям на своей маленькой старой лошаденке, за которой ухаживал сам; теперь он купил дорогую лошадь и ее впрягали в роскошный кабриолет красного и желтого цветов; мальчик, бывший до сих пор у него на побегушках, получил звание слуги, ухаживал за лошадью, прислуживал за столом и исполнял все должности покорного лакея дочери, когда отец не нуждался в нем для экстренных дел.
Под экстренными делами он подразумевал сведение старых счетов. Он обладал искусством иметь счеты со всем светом.
Точнее говоря, господин Гюро был не что иное, как ростовщик. С тех пор, как он узнал, что уже широко известен своими темными делишками, он больше не считал нужным наживать деньги честным трудом.
Он давал небольшие суммы в долг людям, находившимся в затруднении, – как будто бы по сердечной доброте. Но при этом он требовал очень высокие проценты. К тому же суммы, написанные в векселях, значительно преувеличивались. Надо было или соглашаться на такие тяжелые условия, или отказываться. Все это происходило втайне, без свидетелей, которые могли бы обвинить его в ростовщичестве. Нужда заставляла людей соглашаться, и сколько заемщиков, столько и семейств было в его власти. Если у него возникали опасения за свои деньги, он безжалостно преследовал должников.
