Она решительным шагом подошла к кровати Жени, чмокнула ее в щеку и протянула цветы.
— Во, ураган девка! — восхитилась Екатерина Михайловна, лежавшая теперь рядом с Женей.
Глаза у Жени вспыхнули, щеки заалели. А Тамара, пока в палату входили и рассаживались еще три молоденькие посетительницы, протянула Жене руку.
— Меня Тамарой дразнят. А тебя как?
— Я… меня… Женя я. Евгения Пухова. — Голос Жени едва слышался — так она была обескуражена.
— И фамилия-то расчудесная… Пу-хо-ва… Видал? — властно выставила ладошку навстречу Михайловне, не на шутку встревоженной таким кавалерийским натиском. — Не съем, не съем твою соседку. Я, может, добровольно хочу уступить ей первенство… по красоте.
— Может, заодно и Сашуню в придачу? — лисонькой вписалась в разговор одна из трех вошедших девушек.
— Не-ет уж, шалишь! Сашуню никому! Мой Сашенька.
Все засмеялись. А у Екатерины Михайловны даже лицо порозовело от удовольствия.
— Крепко вонзился в сердечко мой Саша?
— Ох, не говори, Михайловна. Сохну и чахну на глазах, — и Тамара сверху вниз озорно огладила себя.
Смех остановила все та же Тамара:
— Ишь заливаются, с человеком поговорить не дадут, — она села на краешек Жениной постели. — А ты с какой фабрики, Женечка?
Лицо Жени помертвело. Стала отливать кровь и от лица Екатерины Михайловны.
— Не с фабрики я. С улицы, — еле выговорила Женя.
Тамара растерянно захлопала длинными ресницами.
Хотя и знала от Михеевой, кто такая Женя, но такой откровенности не ожидала.
— Как с улицы? А где ж ты живешь?
— На улице.
Глаза Жени пылали отчаянием, она была близка к истерике.
— Эй, Томка, остановись! — закричала Екатерина Михайловна и даже руку протянула, чтобы оттащить не в меру разошедшуюся девушку.
— Да подожди ты, Михайловна. Человеку, поди, головы преклонить некуда. Может, и ночевать-то негде? А?
— Негде.
В палате стало тихо. Мертвенная эта тишина будто заморозила всех.
— Господи! Да что ж это?! Михайловна? Да я… я… Никуда я не отпущу от себя Женьку. Никуда, слышишь?
И тут произошло совсем нежданное. Тамара вдруг ткнулась в грудь Жени, плечи ее затряслись от рыданий. И Женя, вскрикнув, тоже приникла к плачущей девушке.
Часто-часто заморгала Екатерина Михайловна, не выдержала, уткнулась лицом в ладони. В голос вдруг зарыдала еще одна из девушек…
Рванув дверь на себя, Борис влетел в палату. Он уже несколько минут стоял около двери в нетерпении и страхе. И вот не выдержал. Его не сразу заметили. Женщины всхлипывали, сморкались, горестно качали головами. Екатерина Михайловна увидела Бориса и стала торопливо смахивать со щек слезы. Она попыталась что-то сказать, но лишь умоляюще махнула на Бориса рукой: «Уйди ты, ради бога!»
