А Борис с каждым днем все больше и больше привязывался к Жене. Любил ли он ее? Пожалуй, да. Но все-таки это была какая-то не та любовь. Чего-то в ней не хватало. Основой ее была жалость. Борису хотелось помочь Жене выбраться из ямы, в которую она каким-то образом попала. Но за все это время он ни разу не подумал о женитьбе. Было бы неправдой сказать, что красота Жени не волновала его; да, он часто ловил себя на том, что любуется ею, ее глазами, широко распахнутыми, огромными, миндалевидными. Но глаза эти были всегда настороже, всех держали на расстоянии, всем не верили.
— Надо на что-то решаться, Виктор Семенович.
— А разве я против? Тоже вот размышляю.
Но на размышления оставалось все меньше времени — Женя выздоравливала. И Борис решился действовать самостоятельно. Увидев однажды в больничном саду Екатерину Михайловну, он подошел к ней и откровенно рассказал все, что знал о Жене. К этой женщине он испытывал доверие. Остра на язык, грубовата, но доброты ей не занимать. Во всяком случае, так думалось Борису.
Екатерина Михайловна взволновалась, узнав историю Жени.
— А мы-то гадали: откуда такая жар-птица? А оно вон что… И что ж теперь?
Борис пожал плечами.
Екатерина Михайловна задумалась. Сидели молча, погрузившись каждый в свои мысли.
— И все-таки к людям ей надо, к нам на фабрику, к примеру. Иначе пропадет девка, — наконец сказала она.
Договорились так: если врач разрешит, она, Екатерина Михайловна, «напустит» на Женьку своих девчушек.
— Девчушки-то мои самого черта растормошат, не то что эту нелюдимку, — подвела она итог разговору.
После недолгих колебаний они втянули в свои планы лечащего врача — Моисея Ароновича, старого и доброго, прозванного почему-то «задумчивым крокодилом».
— Вот это я и подозревал! — всплеснул морщинистыми склеротическими ручками Моисей Аронович. — Вы думаете, старый и «задумчивый крокодил» ничего не понимает? Очень, скажу я вам, молодые люди, понимает, и нравится мне вами задуманное. Чем скорее приступите к делу, тем лучше будет для девушки.
Долго потом судили и рядили, как поделикатней увлечь Женю их фабричной жизнью, а вышло все и просто и естественно. В воскресенье с охапкой цветов в палату ворвалась Тамара Козырева (сменщица Екатерины Михайловны); едва переступив порог, Тамара удивленно уставилась на Женю.
— Михайловна! — громко воскликнула она. — Говоришь, красивей меня нет в Москве? Перехвалила, милая. Глянь-ка на ту деваху… Ее ж пером не описать! И куда парни смотрят?
