Борис же с усмешкой отмахивался: не так страшен черт, как его малюют.
— Неужели я ошибся в тебе, Дроздов? Ты, оказывается, можешь быть и легкомысленным? Убьют же тебя. Удар в живот и подбородок ты пропустил…
На этот раз слова Виктора Семеновича произвели должное впечатление. Борис дал слово, что никакой отсебятины не допустит. Много значило и то обстоятельство, что Пухов хорошо запомнил Бориса в лицо, наверняка наблюдал за ним в окно столовой. А Борис Пухова, в сущности, не видел — улица освещалась лишь окнами домов. Разница существенная.
«Не надо прекращать занятий по самообороне», — решил для себя Борис.
И все же главной его заботой стала Женя. К счастью, больница, куда ее отвезла «скорая помощь», оказалась рядом с заводом, лишь перебежать дорогу. Многоопытная няня, которую все, от главврача до посетителей, называли тетей Пашей, втолковывала ему, что кормить больную пока что нужно исключительно куриным бульоном. К тому времени Борис уже переселился в общежитие (помог, как и обещал, начальник цеха Тарасов), и хотя он не любил готовить для себя, пришлось все-таки изменить своей привычке: сходил на рынок, купил курицу и стал варить крепкий и жирный, точь-в-точь как велела тетя Паша, бульон.
Женя признала Бориса только на пятый день. Вспомнила она и о драке на улице, заволновалась, заметалась на постели. Но к радости Бориса, а также сестры и врача, явившихся по звонку, сознание больше не теряла.
— И все-таки ты лягавый, — были ее первые слова, обращенные к Борису.
Борис ответил как можно мягче:
— Будет тебе выдумывать небылицы. Я же тебе сказал: слесарь я. На заводе работаю.
— А бумага у тебя есть? — строгим голосом осведомилась Женя.
— Какая еще бумага?! Что я, корреспондент какой-нибудь… Пропуск на завод имеется. Вот он.
Борис поднес к глазам Жени заводской пропуск с плохонькой фотографией.
— Тут одни уши видны. — Женя слабо улыбнулась.
— Почему это одни уши?
Борис был задет за живое. Он взглянул на фото и теперь тоже заметил, что уши действительно были самой заметной деталью, только они и получились четко, а все остальное размытое и блеклое. Неужто и в самом деле у него так вот торчат уши? Борис незаметно потрогал их и, не удержавшись, рассмеялся.
Но лицо Жени уже было строгим и замкнутым. Она пристально вглядывалась в Бориса.
— Что-то физиономия твоя… Где я раньше могла тебя видеть?
Борис обомлел. Все-таки вспомнила… Но Головастов строго-настрого наказывал: ни слова о случае на вокзале. — Во сне могла видеть. И обязательно с такими вот ушами, — перевел Борис все на шутку.
