— Твои слова, Дроздов… Бальзам мне на душу. Я так нуждаюсь именно в таких словах. Спасибо.
Вальцов коротко давнул ладонью Бориса, снова обнял его и лихо выкрикнул:
— Двинули!
Вскоре они свернули в какой-то переулок и минуты через две поднимались по ступенькам к широким дверям.
— Пивная, — объявил Иван Федосеевич. — Не так давно здесь грязь была непролазная. А теперь мои бывшие смежники — общепит — вроде бы навели кое-какой порядок.
Особого порядка Борис, правда, не увидел. Столы без скатертей, сплошь были заставлены пустыми пивными кружками. Молодая женщина в залитом пивом переднике носилась по залу, собирая их. Крупные капли пота стекали по ее полному, еще не утерявшему свежести лицу. Посетителей оказалось не так уж и много. Был тот час дня, когда рабочие с завода уже прошли, а конторским служащим еще предстояло работать. Любителей пива совсем недавно было много, если судить по кружкам: волна только что схлынула.
— Давай-ка, Борис Андреич, сами потрудимся. Официантка, вишь, истекает потом.
За две минуты они дружно очистили стол и хотели уже заняться самообслуживанием, но их опередила толстушка.
— Спасибо, мои милые, — улыбчиво и певуче еще издали заговорила она, торопливо приближаясь к их столу. — Вот вам за труды.
Она как букет протянула Борису аппетитную тараньку. С алчным урчанием ее цапнул своей ручищей Вальцов. Все трое рассмеялись.
— За такое богатство мы тебе еще три стола очистим, — воскликнул Иван Федосеевич и под заливистый смех официантки действительно бросился очищать столы от пивных кружек. Волей-неволей забегал и Дроздов, заражаясь дурашливым настроением напарника.
— Ай да Натаха! Каких бравых помощничков сагитировала, — раздался мощный бас из-за стойки. Борис только сейчас рассмотрел толстого усатого буфетчика. — Вот бы все такие были! — приналег на голосовые связки толстяк.
К удивлению Дроздова, из-за столов поднялись посетители и кто смущенно, но молча, кто посмеиваясь и перекидываясь шутками с официанткой и буфетчиком, принялись убирать пустые кружки.
— Кто сказал, что только дурной пример заразителен, а? — опять зарокотал толстяк. — Нинка, дочь наша человечья, тащи скатерти. Вишь какой народ у нас сегодня.
Откуда-то из чрева пивной, скрытого стойкой, выскочила тоненькая длинноногая девушка с толстой косой. На вытянутых руках ее лежала стопка чистых скатертей. Руки девушки замелькали над освобожденными от посуды столами. Через несколько минут зал посветлел; кто-то распахнул окно, и сизые клубы табачного дыма, подгоняемые сквозняком, устремились на улицу.
