— Как вы смеете! Думаете, раз вытащили меня, значит, уже все позволено?
Он вздрогнул, смутился, отскочил на метр в сторону и совершенно по-детски спрятал руки за спину:
— Простите. Пожалуйста, извините меня, недотепу. Не думал ничего такого... Просто испугался, что вы уже... что вы захлебнулись... короче, делал вам искусственное дыхание, а тут вы очнулись, и я от неожиданности совсем забыл... Не хотел вас оскорбить, поверьте...
Алене стало стыдно: человек ее, можно сказать, с того света вытащил, а она вместо благодарности сразу кинулась обвинять его во всех смертных грехах.
Разве он виноват, что ей понравилось его прикосновение!
Не виновен и в том... что ей ужасно хотелось, чтобы он приблизился снова.
— Это вы меня извините. — Она поправила спустившиеся с плеч бретельки, как будто они могли скрыть ее пышные формы. — Я свинья.
— Непохоже. — Он густо покраснел, избегая смотреть на нее, а все-таки против собственной воли то и дело искоса поглядывая. — Даже самые породистые свиньи не бывают такими прекрасными. Вы — как Венера, явившаяся из пены морской.
Привычное сравнение. Не он первый, не он последний. Для порядка надо возразить:
— Вернее, выловленная оттуда. И никакая не прекрасная, а облезлая, как мокрая курица.
— Курицу вы тоже ничуть не напоминаете. Скорее, жар-птицу.
— Тогда уж жар-рыбу, валяюсь на песочке, воздух ртом хватаю.
— Рыбы бывают куда прекраснее птиц...
— Тогда я и не рыба. Рыбы не тонут.
— Во всяком случае, у меня был удачный улов.
Алена чувствовала себя неловко и пыталась бодриться, из последних сил тараторя:
— Увлекательный получился бы сюжетик для рыбацких баек, не правда ли?
— Да уж... Сколько я водяных существ на своем веку навидался, попадались и удивительные, но таких...
— А, так вы любите рыбачить! «С утра сидит до вечера любитель-рыболов. Сидит, мурлычет песенку, а песенка — без слов». Это про вас, да?
— Ну... в общем... можно сказать и так. Хотя я, пожалуй, не любитель, а профессионал. А вы? Вы не актриса? Может, фотомодель?
— Что вы! Манекенщицы высокие, а я недомерок. Нет, я... шкурница.
Смешно было бы сейчас, беспомощно распластавшись неглиже на приморском песочке, произносить громкое слово «художник». Прозвучало бы выспренно и неестественно. Как будто цену себе набиваешь.
Незнакомец переменился в лице, и снова глаза его стали светло-серыми:
— Что значит «шкурница»? В каком смысле? В переносном или в прямом?
— Скорее в прямом.
Он молчал, обескураженно моргая.
