Наконец Родольф услышал, как бьет «священный час», и когда прозвучал последний металлический удар, ему показалось, что Амур и Психея, восседавшие на часах, сплелись своими алебастровыми телами. В то же мгновенье кто-то робко к нему постучался.
Родольф отворил дверь, пред ним стояла Луиза.
– Видите, сдержала слово!– она. Родольф задернул занавески и зажег новую свечу.
Тем временем девушка сняла шаль и шляпку и бросила их на кровать. Взглянув на ослепительно белую простыню, она улыбнулась и чуть-чуть покраснела.
Луиза была скорее изящна, чем красива, в чертах ее свежего личика сквозило какое-то наивное лукавство, и это придавало ему особую пикантность. То был как бы набросок Грёза, подправленный Гаварни. Чарующую юность девушки ловко подчеркивал ее туалет, который при всей своей скромности говорил о врожденном искусстве кокетства, каким обладают все женщины с пеленок до подвенечного наряда. Вдобавок Луиза, по-видимому, досконально изучила теорию поз, пока Родольф любовался ею как художник, она принимала самые разнообразные соблазнительные позы, которые, пожалуй, были изящны в ущерб естественности. Ее элегантно обутые ножки были так малы, что могли удовлетворить… даже романтика, увлеченного андалусскими или китайскими миниатюрами. Выхоленные ручки свидетельствовали о беспечной праздности. И в самом деле, уже полгода как им не грозило уколоться иголкой. Короче говоря, Луиза была одной из тех ветреных перелетных пташек, которые по своей прихоти, а нередко из-за нужды, вьют себе гнездышко на один лишь день, а вернее на одну ночь, в мансардах Латинского квартала, где они охотно проводят несколько суток, если их удержат там ленточки или их собственный каприз.
Молодые люди поболтали часок, потом Родольф в назидание гостье показал ей группу, изображающую Амура и Психею.
– Это Поль и Виржини? – спросила она.
– Они самые,– ответил Родольф, не желая огорчать девушку.
– Как живые,– ответила Луиза.
«Увы, бедняжка не сильна в литературе,– подумал Родольф, взглянув на нее.– Уверен, что она довольствуется той орфографией, какую подсказывает ей сердце, и грамматики не признает. Придется купить ей Ломона».
Тут Луиза пожаловалась, что ботинки у нее сильно жмут, и Родольф любезно помог расшнуровать их.
Вдруг свет погас.
– Что такое? – воскликнул Родольф.– Кто задул свечу?
В ответ раздался задорный смех.
Несколько дней спустя Родольф встретил на улице приятеля.
– Что с тобой?– тот.– Тебя нигде не видно.
