— Ты так красиво говоришь, Гарри, — хихикнула призрачная поэтесса. — Слушай:
Я проснулся, и вот — звон частиц в напряжении поля,
Цокот конских копыт по асфальту далеких планет.
Я, быть может, влюблен, я, кажется, попросту болен,
Раз в глазницах моих сияет неоновый свет.
И дрожащей рукой свои выводя интегралы,
Искажая пространства навязчивую темноту,
Я решаю, что жизнь — это так непростительно мало,
И ныряю в метан, где вечность свою обрету.
— Ме-метан? — проблеял Гарри. — Интегралы?
— Тебе не нравится? — Миртл, кажется, приготовилась заплакать.
— Нет-нет, что ты, это очень… оригинально. Я прям дар речи потерял. Откуда ты знаешь про метан?
— Ну, мой отец был инженером, — ответила Миртл. — Тебе правда нравится?
— Практически Уолт Уитмен[11]. Тебе непременно надо организовать общество мертвых поэтов, будешь там главной…
Тем временем туннель закончился, и они подошли к стене, на которой были вырезаны две переплетенные змеи.
— Миртл, — строго сказал Гарри. — Мы вступаем на вражескую территорию. Будет лучше, если ты притаишься где-нибудь в тени, пока я не подам сигнал. И глаза закрой.
— У меня веки прозрачные, — дрожащим голоском сказала Миртл.
— Надо же, я не подумал об этом. Смотри тогда в стену, я не знаю… сообразишь сама, ты умная девочка, хоть и мертвая.
Серебристые щеки Миртл стали темно-серыми — вероятно, именно так она краснела.
— А какой будет сигнал? — спросила она.
— Я обращусь в позорное бегство, и начну кричать и материться, — мрачно ответил Поттер и, повернувшись к змеям, сверкающим своими изумрудными глазами во тьме, прошипел:
— Откройся.
— Увидимся на том свете, Гарри, — напутствовала его Миртл, и Поттер вступил в огромный, тускло освещенный зал, украшенный множеством колонн.
Джинни Уизли лежала в дальнем конце зала и не подавала признаков жизни. Василиска не было ни видно, ни слышно, и потому Гарри положил волшебную палочку на пол и склонился над девочкой, пытаясь нащупать на шее пульс.
— Она не очнется, — сказал тихий голос.
Гарри вскочил на ноги, направляя гвоздомет туда, где, прислонившись к ближайшей колонне, стоял не кто иной, как Том Риддл, вертевший в пальцах гаррину волшебную палочку.
— Ты неплохо сохранился для шестидесятипятилетнего, — сквозь зубы проговорил Поттер.
— Я всего лишь воспоминание — воспоминание, пятьдесят лет хранившееся в этом дневнике.
— Да хоть Лиз Тейлор в молодости. Отдай палочку, живо!
— Она тебе не понадобится, — ухмыльнулся Риддл.
— Если ты достаточно материален для того, чтобы держать палочку, — зло сощурился Поттер, — то и пару десятков гвоздей я сумею в тебя всадить. Что ты сделал с рыжей?
