– Да, я знаю, – спокойно ответила Инга, открывая коробку конфет. – Такие отношения крайне сложны, – добавила она после паузы.
– Не вижу особой сложности, – не выдержала я. – Обычная сделка.
– Ох, Танечка, если бы было все так, как ты говоришь! Мне, не буду скрывать, пятьдесят шесть, а Тиму двадцать три. И я люблю его, а он пользуется ситуацией.
Такая откровенность показалась мне немного шокирующей. Но Инга сказала это так просто и грустно, что я мгновенно ей поверила.
«Вот, значит, как, – подумала я, наблюдая за ее неторопливыми движениями. – Любит! В таком возрасте женщина, наверное, прекрасно отдает себе отчет в своих чувствах. Но как можно любить такого шалопая?»
– Иногда, правда, – продолжила она после паузы, – я думаю, что люблю не конкретно Тима, а его юность. Просто он воплощение юности и задорной сексуальности.
– Но тогда чего же проще? – сказала я. – Ведь можно найти другого, не менее юного и сексуального. И не такого шалопая!
– Я попробовала, но через какое-то время с ужасом обнаружила, что мне нужен только он.
– Обо мне сплетничаете? – спросил зашедший в этот момент Тим.
Он улыбнулся и поставил тарелку с вымытыми фруктами на стол.
– О тебе, солнце, о ком же еще? – сказала Инга и подмигнула мне.
Через какое-то время мы выпили шампанское и полностью расслабились. Тим без конца рассказывал анекдоты, зачастую крайне неприличные, и случаи из жизни коллег-стриптизеров. Увидев, что Инга смотрит на него весьма недвусмысленно и он периодически тоже посматривает на нее с аналогичным выражением, я решила выйти в тамбур.
– Пойду, подышу с часок, – сказала я и покинула купе.
И тут же услышала, как щелкнул замок.
«М-да, – скептически подумала я, но на душе стало грустно. – Хорошо, что утром уже приедем. К тому же одно место свободно. Может, кто-нибудь еще подсядет».
Но до Москвы мы ехали в одиночестве. Как потом выяснилось, Инга выкупила свободное место, чтобы нам никто не мешал.
Из черной записной книжки с изображением красного дракона на обложке:
«Внутри вас нет ни радости, ни печали. Они приходят извне. Когда радость или печаль заканчиваются, улыбка или скорбь сходят с вашего лица, и оно становится совершенно обычным. Люди склонны видеть лишь различия и не видят за ними постоянства. Человек, который знает постоянство невозмутимости, легко следует изменениям. Если бы радость и печаль проникали глубоко, они были бы неизменными. Однако они приходят и уходят неожиданно. Все эмоции мимолетны. Но наш подлинный ум отражает их, как зеркало. Если в сознании преобладают отражения, вы имеете дело с мимолетным. Если же сознание становится чистым, подобно зеркалу, вы прикасаетесь к неизменному».
