Пауза растянулась для Степана на очень долго.
— Нет, не могу, — наконец сказала Вилена.
Степан открыл глаза.
— Ну, вы же знаете, как моего сына зовут?
— Так вы же мне и сами говорили! Имя такое редкое, я почему-то сразу запомнила. Be-ли-мир.
— Ну а выглядит он как?
— Мальчик как мальчик, наверное. А в деталях не знаю… Я же его не видела никогда.
— А Джойс?
— Это собачка? И собачку вашу не видела. Со слов ваших знаю.
— Ни разу не видели? Мы же с вами часто встречаемся… Может быть, хоть разок?
— Может быть. Здесь в подъезде и мальчиков много, и собачек тоже. Только откуда же мне знать, которые ваши? Дом-то вон какой большой. У меня на площадке у Трифоновых сразу два ротвейлера. Правда, с девочкой. Вас я, Степан Афанасьевич, всегда одного встречала.
Не дожидаясь тоста, Степан осушил свою рюмку и встал.
— Пойду я к себе, Вилена. Извини.
— А пельмешки…
Вилена схватила его за руку.
— Останьтесь, Степан Афанасьевич. Я же вижу, что-то у вас случилось. Одному хуже будет. Я… я приставать не буду. Честное слово!
Степану приснилось, что он проснулся, увидев светлую точку в кромешной тьме. А еще, что проснувшись, он обнаружил, что во рту у него детская соска-пустышка. Соска произведена в Китае, очень неудобная. Он попытался отплюнуться от заразы и раскрыл глаза.
— Ой, извините, Степан Афанасьевич!
Оказалось — Вилена. Воспользовалась, чмокнула в губки. Подперев щеки руками, соседка любовалась на свою неразделенную страсть за мгновение до пробуждения. Ну и не удержалась — поцеловала в губки.
Степан вежливо отказался и от завтрака, и от дружеского минета — «пока тепленький, заодно и напряжение снимете, Степан Афанасьевич», — поблагодарил соседку за кров и отправился к себе на восьмой.
Лифт долго не приходил, кто-то там что-то загружал-разгружал.
Выйдя наконец из лифта на своей площадке, Степан получил удар в нос. Знакомый запах кофе распространялся в приоткрытую дверь квартиры номер 86. Из его квартиры. Из квартиры семьи Свердловых.
У Степана кровь от головы отхлынула и потемнело в глазах. Он поморгал глазами, зачем-то пошел к мусоропроводу и захлопнул крышку в зловонную преисподнюю — как всегда, кто-то нехороший забыл закрыть.
Не дыша, проскользнул к себе. На кухне звякали чашки, из детской доносилась возня.
Сдерживая улыбку, Степан шагнул на кухню. Одновременно с этим в голове у него грянул оркестр.
И тут же смолк на фальшивой ноте.
На кухне хозяйничал всего-то Полежаев.
От неожиданности Усач вздрогнул и едва не разбил чашку.
