Свин Питерс, неизменно вершивший суд неправедный, был тогда для нас истинной карой Божьей. Когда Свин Питерс швырнул в камин все листы моего гербария, я от всей души желал, чтоб он умер, а, вспомнив об этом за завтраком, чуточку удивился, поняв, что и сейчас желаю того же.
А он-таки, если верить «Таймс», и в самом деле умер. Мысль об этом немало меня утешила. В двенадцать лет он был толстым, румяным и противным, с белесыми ресницами. Не сомневаюсь, что и в тридцать семь он выглядел точно так же.
В соседней комнате послышалось громкое сопенье, и в дверях показалась голова Лагга.
— Шеф, — сказал он с дружеской застенчивостью, означавшей, что все уже прощено. — Я тут глянул на карту. Знаете, где этот Тетеринг? В двух милях на запад от Кипсейка. Едем?
Это решило вопрос. Рядом с Кипсейком в имении Хайуотерс живет полковник сэр Лео Персьюивант, начальник полиции графства, исключительно приятный человек. К тому же дочь его, Дженет, всегда мне нравилась.
— Ладно, — ответил я. — На обратном пути заедем в Кипсейк.
Лагг воодушевленно кивнул. Последний раз, когда мы туда заезжали, домашняя колбаса была — ничего не скажешь — первый сорт.
В путь мы отправились при полном параде. Лагг надел свою самую модную кепочку, делавшую его похожим на головореза, переодевшегося сыщиком; я был сверх обычного элегантен.
Тетеринг не произвел на нас потрясающего впечатления. Представьте себе: три квадратные мили поросших тростником болот, окружающих вспаханный холм, на котором несколько зданий — пяток маленьких домов, один побольше да еще старинная церковь — наступают друг другу на пятки, чтобы во время разлива не свалиться — не дай Бог! — в речку — и Тетеринг будет перед вами как на ладони.
Кладбище было заросшим и унылым. Сейчас, посреди зимы, глядя на него, было впору пожалеть Свина: Помнится, он всегда строил грандиозные планы, но его последний путь выглядел неважно.
Пожилой священник, судя по забрызганным грязью штанинам, приехал на велосипеде, который я заметил у ворот.
Причетник был в вельветовом костюме, а гробовщики — в синих спецовках. На остальных присутствующих я обратил внимание только потом. Похороны могут быть эффектными среди мраморных ангелов и прочих атрибутов цивилизации, а здесь, на краю света, в пропитанной дождем тишине, они просто угрюмы и печальны.
Мы стояли под моросящим дождиком, и полученное утром письмо совсем вылетело у меня из головы. Питерс был заурядным, мало симпатичным мерзавцем, и сейчас его обычно, спокойно хоронили. Всего-то и дела!
