Я внимательно смотрел внутрь купола и старался разглядеть маленькие дырки, чтобы прекратить наддув теплым воздухом и заново проверить все швы, но все было нормально. Мастера и мастерицы знали толк в своем деле, и я обреченно махнул рукой, отдаваясь на волю ветра:
– Отдавай концы!
Шар плавно взмыл в воздух и полетел по ветру, постепенно набирая высоту.
Вслед за нами бежали мужики и махали руками, и я услышал издалека голос дьяка:
– Ироды, куды полетели-то?
Честно говоря, я не сильно представлял себе, куда мы летим. Куда ветер дует, туда и летим. Не было никакой подготовки к полету, включающей в себя рекогносцировку местности, определение направления ветра и возможного маршрута полета. Все как на заре науки и техники – нашел бактерию – привей себе. Изобрел порох? Сначала стрельни сам. Изобрел парашют? Давай, прыгай.
Кстати о парашюте. Он висел у меня за спиной в аккуратной такой котомочке с шелковым шнурком через плечо. На конце шнурка была петля, выполняющая роль «кольца» для выдергивания купола.
Симеон стоял, вцепившись руками в корзину и глядя вниз между прутьями. Я, признаться, чувствовал примерно так же. Мне казалось, что корзина не совсем надежная и дно может вывалиться. Вот смеху-то будет. На всякий случай я отрезал два куска веревки, привязал их к верхней части корзины, а второй конец веревки в виде петли надел на руку. То же самое я сделал и для Симеона. Береженого, как говорится, и Бог бережет.
Ситуация у нас была патовая. Мне в любом случае не отделаться от пыточной и насадки на кол. Это в случае, если мы вернемся назад и сядем в расположении мастерской. Но на шаре такой пирует не получится. Второе. Если мы сядем где-нибудь у маленькой деревушки, которые проплывали под нами, то набежавшие мужики рогатинами и дубинами завершат то дело, которое начал Господь Бог, низвергнув нас с небес. Сейчас я, кажется, начинаю понимать психологию египетских дехкан, которые во время арабо-израильской войны мотыгами забивали египетских сбитых летчиков, помогая Аллаху довершить начатое и соглашаясь с его тезисом о том, что рожденный ползать летать не может.
Я подбрасывал уголь в жаровню и думал о том, что для меня лучше улететь подальше и тем самым сохранить свою жизнь.
– Неужели ты собрался всю жизнь провести здесь, – мысленно спросил я себя, – неужели тебе не хватало Смуты в твое время и захотелось острых ощущений в темном российском средневековье? Рим есть Рим. И не забывай, что ты оттуда смыканул в момент смертельной опасности. Подумай, может, этот рубеж между жизнью и смертью и есть тот временной портал, с помощью которого ты попадаешь в коридор отеля «Lissabon»?
