— Это проще всего, — спокойным голосом сказал Андрей, пряча в карман конверт.
— В том-то и дело! А ведь он у нас не один. Э, да что говорить — много еще у всех у нас работы.
Хмелев сжал в углу рта папиросу и, прикурив, спросил, готова ли передача.
— Только что вычитал с машинки. Андрей Игнатьевич посмотрит и сдадим, — скороговоркой ответил Мальгин. — А насчет глыбы — повернем. Я с вами, Леонид Петрович, вполне согласен. Что он в жизни видел? Ничего. Единственный сынок у почтенных родителей, пороху не нюхал, трудностей тоже никаких. Поживет, поработает — человеком станет.
Жека позвонила в полдень. Андрей, никогда не слыхавший ее голоса, долго не мог понять, с кем говорит. Только сбивчивые напоминания о дне рождения сестры, когда Жека плохо себя почувствовала и рано уснула, восстановили в памяти картину неприятного посещения, со времени которого прошло немало дней. Взглянув на Мальгина, который разложил на столе бумаги и быстро писал, Андрей решил не приглашать Жеку в редакцию и попросил ее прийти в ближайший сквер. Вскоре он уже сидел на одинокой скамье и смотрел на вереницы первых опавших листьев, робко прибившихся к бетонному бортику газона. Смотрел и думал о том, с чего начнет разговор с этой незнакомой женщиной. Ясно ему было одно: ей надо помочь, сблизить с людьми, с хорошими, трудолюбивыми. Только тогда могла измениться ее жизнь и жизнь ее сына.
В воздухе на ветру долго кружился лист, бурый, чуть покоробленный. Он только что весело шумел среди тысяч трепетных листьев старой липы. Лето кончилось. С каждым порывом ветра на землю сыпались все новые листья. Андрей наклонился, чтобы поднять один из них и услышал быстрые четкие шаги. Рядом с упавшим листом остановились незатейливые босоножки, дешевый лак которых потрескался и потускнел. Их переплеты крестами врезались в маленькие ноги в лоснящихся шелковых чулках. Андрей посмотрел вверх и увидел невысокую курносую женщину с большими карими глазами и пухлым мальчишеским ртом.
— Это вы? — насмешливо улыбнувшись, спросила она и протянула руку.
— Жека, все зовут меня Жека.
Голос низкий и мягкий, как у Кедриной. Рука маленькая, чуть влажная.
— Вы, может быть, предложите мне сесть?
— Да, да, конечно, — отозвался Андрей. Он уступил место и назвал свое имя.
Возникла неловкая пауза. Андрей не знал, как начать разговор, о чем спросить. Совсем иначе получалось, когда он готовил передачу. Тогда беседа шла сама собой. И вопросы возникали непроизвольно, и собеседник, чаще всего, старался помочь, вспоминал самое интересное и значительное из своей жизни. А потом требовалось осмыслить услышанное и написать как можно проще и убедительнее. Но как следовало поступить теперь, когда никто его не уполномачивал вмешиваться в жизнь этой женщины и цель разговора была не совсем ясной?
