Такие ненастные дни Юрий Яснов называл, по обыкновению, ресторанной погодой. Что могло быть лучше, по его мнению, чем сидеть вот в такой пасмурный денек где-нибудь за столиком и тянуть пиво. А сегодня он выпил бы, пожалуй, чего-нибудь покрепче. Во время последней ссоры с Зоей она назвала его пустоцветом, сказала о своем презрении к нему. Обо всем этом он никому не стал бы рассказывать, тем более Виктору Фролову, которого знал мало и недолюбливал. Но желание выпить, притупить остроту обиды заставляло его вновь и вновь начинать тот же разговор. Он бросил в окно недокуренную сигарету, прикрыл его и подошел к сидевшему за столом Виктору.
— Курица и та пьет, а погода все равно нелетная. Сообразим?
Фролов неопределенно пожал плечами.
— Не здесь же. И все-таки, как насчет записи? Когда вы полетите?
— Почему я, а не мы? Мое дело маленькое: кругло — катать, плоско — таскать. Откуда я знаю, что именно вам надо записывать.
— Тут все ясно, — возразил Фролов, приподымая отпечатанные на машинке страницы.
— Ясно здесь, а когда приедешь на место — все станет пасмурно. И от текста вашего ничего не останется. В общем, один не полечу. Вместе так вместе. У нас такой порядок.
Виктор поежился. Он готов был на все, чтобы отказаться от этой поездки. «Может быть, согласиться с предложением Яснова, потратиться на него в ресторане?»
— Не обязательно вдвоем, — сказал он. — Да и сами говорите — погода нелетная.
— Я-то могу и в нелетную, был бы самолет. А вот вы?
— Что я?.. Конечно, я предпочел бы поезд. У меня сердце. И не всем же в конце концов летать. — Как будто припоминая что-то, он добавил: — За меня летает мой брат.
— В каком смысле?
— В прямом, разумеется. Он летчик. Летчик-истребитель.
Юрий оживился: где служит брат Фролова, в каком звании, давно ли летает? Виктор отвечал уклончиво. Он давно не имел сведений о брате и поэтому не мог точно сказать о его местонахождении.
— Военная тайна?
— До некоторой степени. Да это и неважно. Я хочу сказать — каждому свое.
— Вот именно, — подхватил Яснов. — Вы пишете, я записываю, ваш брат летает. И все мы строим коммунизм.
— Наивно.
— Что наивно?
— То, о чем вы говорите.
— Не строим, что ли?
— Наивно об этом думать. Неужели вы это серьезно? — Фролов потянулся, широко зевая. — Эх-ха-ха. Святая простота. — И как бы спохватился: — Так что же насчет вашего предложения? Пойдем?
— Если поставите: я пуст. Вообще-то с вас полагается, за новоселье.
На этой фразе Юрия в комнату вошел Широков.
