Возразить ему было трудно, но где его горячая страстность, почему он даже не обмолвился о том, как нужно откликаться, и почему не повторил слов, сказанных Хмелевым?
После летучки Андрей пошел устраивать личные дела. Прежде всего ему хотелось побриться. Оставив в редакции чемодан и пальто, он вышел на лестничную площадку. Здесь он увидел Жизнёву. Она осторожно спускалась по ступеням, разглядывая сложенную вдвое газету.
— Не оступитесь, — обгоняя ее, сказал Андрей.
Татьяна Васильевна подняла глаза и улыбнулась.
— Не оступлюсь. Пошли смотреть квартиру?
— Квартиры пока нет.
После работы Хмелев поведет его к какому-то кузнецу, у которого есть лишняя комната.
— Куда же вы спешите?
— Снять эту щетину, — Андрей провел ладонью по щекам.
Они вышли на крыльцо. Асфальт уже успел накалиться на солнце и излучал тепло. Андрей сощурился и посмотрел по сторонам. Где же парикмахерская?
— Ближе всего вам пойти сюда, — посоветовала Жизнёва. — Идемте, это на пути к моему дому.
Они пошли по шумной и душной улице. Их голоса заглушал рев грузовых автомашин, которые сотрясали землю и наполняли воздух синей бензиновой гарью.
— Как вам город? — спросила Жизнёва.
— Город юности моей... Здесь я кончал институт. Город стал настоящим. Есть где развернуться! Когда идешь по Северогорску, не за что зацепиться, а тут — сразу сто тем. Вот хоть об этой улице репортаж пиши!
— Об улице?
— А что? Наш микрофон на улице Горького, — репортерской скороговоркой заговорил Андрей. — Вы слышите рокот моторов. Это движется грузовой поток. Разные грузы в кузовах машин — железобетон, мебель, металл, трикотаж... Эта продукция — свидетельство славных дел тружеников нашего города. Познакомимся с одним из водителей. Перед нами трехтонная машина судостроительного завода... — Андрей резко повернул к обочине тротуара, потом остановился и глянул на Жизнёву.
— Ну и ну, — пряча улыбку сказала она. — Вы и в самом деле король репортажа.
— Станешь королем, когда один обслуживаешь всю тайгу.
— Почему тайгу?
Андрей удивленно посмотрел на Жизнёву.
— У нас же кругом леса, кругом раздолье. Отмахаешь полсотни километров — не встретишь ни души. Зато заберешься в лесной поселок или в деревушку — таких людей увидишь, уезжать не хочется!
— Значит, у нас люди вам не нравятся?
Он опять посмотрел на Жизнёву и, вспомнив о летучке, представил себе злое выражение лица Ткаченко, раздраженный тон Розы Ивановны.
— Сразу сказать трудно. Какие-то все нервные. У вас всегда такие летучки?
