— Порученьице выполнишь, кавалер?
— Какое?
— Пустячок. — Тоська отсчитала десять селедок, завернула их в газету. Сунув сверток мне, сказала свистящим шепотом: — Тут базарчик есть. За углом! Продай Штука — пятнадцать рублей. За такую цену с руками вырвут.
Портить отношения с Тоськой не хотелось. Продавать — тоже. «Это — воровство, — стал я взвинчивать себя. — И кого обкрадывает? Не пойду продавать!»
Так и заявил Тоське.
— Дурак! — спокойно сказала она. Развернула селедки, бросила их в металлический чан. — Ступай дрова колоть. И благодари бога, что я Коркину не пожалилась…
После обеда я рассказал об этом ребятам.
— М-да, — бормотнул Ярчук.
— Каждый живет, как умеет, — сказал Паркин.
— Как ты? — Петров усмехнулся.
— Меня не трожь! — вспылил Паркин. — Меня Коркин уважает.
— Что будем делать, мужики? — Ярчук поскреб затылок.
— Надо ротному доложить, — сказал я.
— Бесполезно! Старухину сейчас не до нас. Он даже петь перестал.
Действительно, старший лейтенант уже давно не предлагал нам спеть. Стал он другим: улыбался реже, часто морщил лоб, словно думал о чем-то. Поговаривали, что под него копает Коркин.
— Я сам слышал, — вспомнил Ярчук, — как Коркин советовал ротному нажимать на нас, чтобы сок тек.
— Ну, а Старухин? — спросил я.
— Старший лейтенант жалел нас, говорил, что мы еще не сформировались, что нам по семнадцать только.
— А Коркин?
— Рявкнул: «Они — солдаты!» Старухин тут же вопросик кинул: «А разве солдаты не люди?» Коркин брови сдвинул: «Солдаты — это солдаты».
— А я видел, — сказал Колька, — как Коркин нашему старшине какую-то бумажку подсовывал, требовал подписать ее.
— Ну?
— Старшина сказал: «Тут про командира роты неправильного много», — и поставить свою подпись отказался.
Мы посудачили минут пять, потом Ярчук предложил сходить к старшине.
— Правильно! — одобрил Колька. — Он мужик хоть и взрывной, но справедливый.
Подойдя к каптерке, осторожно постучали в дверь.
— Чего, как мыши скребетесь? — раздался голос старшины. — Входите!
Старшина сидел на табуретке, подперев рукой щеку.
Не изменив положения, посмотрел на нас затуманенным взглядом. «Нездоровится ему», — догадался я.
— Докладывай, Саблин, — сказал Ярчук.
Я доложил.
Старшина фыркнул:
— Тоже мне — Дон-Жуан.
Ребята рассмеялись. Старшина почесал плечо:
— Придется к Коркину идти: он у нас начпрод по совместительству.
Коркин выслушал старшину. Покосившись на меня, сказал:
— Тося — хороший повар. И человек неплохой. Раньше на нее жалоб не было. Может быть, Саблин ошибся?
