— Ну как ты, ничего? — спросил он.
— Конечно, Генри. А ты?
Он в ответ пожал плечами, сняв правую руку с баранки.
— Я молодцом. Полный порядок.
Он засмеялся. В машине был такой холод, что изо рта шел пар. Он потянул рычаг обогревателя, и вентилятор отопительного устройства, лязгнув, заработал.
Лиственницы на верхней части склонов торчали оголенные, словно сухие сосны. Нынешней зимой, как и каждый год, их оголенность казалась окончательной, непоправимой. Его рука упала на сиденье между ними, и спустя минутку, будто подумав сперва, Кэлли коснулась его пальцев. Ее рука была теплой. Эта теплота удивила его, показалась неожиданной, необъяснимой.
Дорога сделала крутой поворот, и машина покатила по мосту в город.
2
Приемный покой больницы оказался комнатушкой, где было множество всяких вещей — кофейные чашки, плевательницы, журналы. Словно вестибюль дешевого отеля. Краска на стенах потемнела от времени, на одной из стенок над журнальным столиком было прибито на палке лупоглазое чучело совы.
Женщина за столом сказала:
— Извините, но, как я уже вам объяснила, плата с пациентов взимается предварительно. — Она обвела их обоих взглядом.
Генри потянул себя за пальцы. Он наклонился и сказал:
— Значит, мне придется сейчас поехать домой за этими сволочными деньгами. Но жену мою вы должны сразу положить. У нее уже начались схватки.
— Не надо браниться, Генри, — сказала Кэлли. Она улыбнулась женщине.
Женщина сказала:
— У нас такое правило в больнице. Извините. — У нее была тяжелая челюсть и бесцветные, близко поставленные глаза.
— Генри, выпиши им чек, — сказала Кэлли.
Он облизнул губы. Взглянул на женщину и начал торопливо рыться по карманам в поисках чековой книжки, хотя никогда ее там не носил, потом взял бланк чека, который ему через стол протянула женщина, и заполнил. Женщина поднесла чек к глазам и просмотрела. Она поглядывала недоверчиво, но сказала:
— Через двойные двери, потом направо, в самом конце коридора. Мистер Сомс, вы можете, если хотите, подождать здесь.
Кэлли снова улыбнулась женщине, улыбнулась вежливо, глядя сквозь нее.
Минут пятнадцать Генри просидел под чучелом совы, всем телом подавшись вперед и стиснув руки, и при этом то и дело поворачивался посмотреть, не идет ли доктор, но доктора не было. Вошла молоденькая сестра с набыченной, как у бодливого телка, квадратной головой, но рот у нее был добрый. Она повела Генри в предродовую и распахнула перед ним дверь. Он вошел. Стены палаты были окрашены тускло-зеленой краской, и там стояли две кровати, одна — пустая, а вдоль стены помещались полки с подкладными суднами, тазиками для умывания, пузырьками из цветного стекла, полотенцами, серыми запечатанными пакетами. В дальнем конце палаты находилось окно, Генри взглянул в него и увидел грязный снег, и улицу, и старые дома, и кряжистую темную сосну.
