– В таком случае я тоже хочу напиться! – воскликнула она и обняла нас самым странным образом.
– И почему я все свои естественные желания удовлетворяю противоестественным путем, – задумался по дороге Бейс, когда я и девушка смеялись над его истерзанным видом.
Самое страшное, что притягивает меня к Бейсу – это не кровь, не дружба, а отсутствие защитной маски на лице.
Я смеюсь с девушкой и чувствую, что фальшиво, и есть только один человек – Бейс, который видит это.
Он молчит, и поэтому воскресает во мне тревожное чувство самообмана. Я так боюсь умереть и не сказать правды, какая бы она ни была.
Ведь она, правда, сидит во мне, и я только боюсь ее вытащить всем напоказ.
И все же главное внутреннее ощущение, которое создает во мне Бейс – это ощущение пустоты.
Он слишком часто говорит правду, а поэтому он пуст внутри.
– Интересно, из вас никто не хочет жениться? – прервала мои раздумья девушка.
– А зачем? – удивился Бейс. – Только лишь для того, чтобы поработить себя чужой плотью?
– Какая у вас, однако, болезненная и слабая фантазия, – вздохнула девушка…
– Какая есть, – изменился в лице Бейс, – у меня везде темнота и тревога.
– Это потому, что вы одиноки, – еще глубже вздохнула девушка.
– Везде, куда ни гляну на отчизну, смердит одна безумная чума…
– Это стихи? – заинтересовалась девушка.
– Нет, это просто мысли, – махнул рукой понурый Бейс.
Наш долг приближался как наваждение…
Как превозмогая тоску, пить и вешаться на шею всякому или одной и той же, а спустя лишь мгновенье вдруг осознать, что ты – продолжение сна.
Это будет думать о тебе, если ты, выставляя себя напоказ, вдруг теряешь смысл и вымолвить слова не можешь, в котором давным-давно застыла немая Вечность…
Музыка включена, поток безудержной водки несется в открытую пасть…
Шатаясь меж тел возбужденных снова, я боль замечаю в каждом желтеющем снимке…
Где-то обрывки кроватей вдоль истерзанных женщин свое имя находят.
Где-то люди как буквы страшно все одиноки и вместе какое-то слово без конца мне произносят…
Шум. Пустота. Грязь Вселенной. Бульканье черной клоаки.
Писк мышей, вой кошачий, дальше чуть слышные звуки. Бедра, лежащие в камне, Ленина лоб отверзают. Глупо таится Всевышний.
Закон безысходной тоски – выпить и просто забыться.
Вождя – вспоминая – про детство, в темный рай провожая.
Жужжание мух возле кучки, наложенной мне добрым дядей.
Я помню, еще дитятей носил его профиль на сердце.
Сараи. Подвалы и Ямы, как много их в нашей отчизне, в них спят изможденные бомжи, любители прошлого века, разбросанных старых портфелей, бумаг, на которых имя само собой исчезло, ушло в улетающий ветер.
