В душе я уже проклинал свою работу, и учебу, и весь остальной мир… Однако, именно в эти минуты я был заложником собственных обстоятельств…
Ночь выдалась такая же тревожная, как и я сам. Люди все чаще умирали у нас на руках. Иногда когда я только набирал шприц, человек даже затихал и больше не шевелился.
Мой врач с некоторой брезгливостью пытался своим вздохом воскресить уже погасший разум, но все оставалось так, как было. И тогда дочь этого человека, уже покойника, что стояла рядом, схватила врача за его халат, разорвала его и даже попыталась задушить его, но я вовремя ее оттащил…
Потом мы впрыснули ей в вену два кубика промедола, и на ее устах мелькнула блаженная улыбка.
– А я думал, что он ваш отец, – удивленно взглянул на нее врач.
– Да нет, он уже два года, как мой муж, – улыбнулась от собственного головокружения эта семнадцатилетняя девчонка.
Я поймал себя на мысли, что я давно уже потерял смысл происходящего и мне стало страшно от самого себя.
Я вдруг понял, что я законченный пессимист, и от этого происходят все мои несчастья.
Если бы я умел верить во что-то хорошее, по-настоящему веселиться, то я давно бы уже был где-то на седьмом небе от счастья, я давно бы нашел для нас с Феей квартиру и переехал из этого страшного дома.
И может, попытался избавиться от своей мрачной впечатлительности, как и от своей нервной работы.
Но я был неудачник, я был заложником своей несчастной судьбы, и поэтому Фея не могла мне дать то самое счастье, которое носила в себе… Ее ошибка заключалась в том, что она доверилась глупому и несмышленому поэту…
Неудачнику, для которого весь мир давно уже стал чем-то вроде места заточения. И хотя я был счастлив с нею, по настоящему счастлив, это еще больше угнетает меня, ибо я не дал ей ничего взамен смерти.
Да, в смерти моей Феи виноват только я. Я видел, что Темдеряков сошел с ума, я видел, как в нем роились его сумасшедшие мысли, как она боялась его и предчувствовала вместе со мной неотвратимость, неотвязность существующего в жизни зла.
И все равно она доверилась мне, она верила в меня, в то время как я только со слепым блаженством обладал ей как прекрасной игрушкой.
Теперь все в прошлом.
В прошлом ее улыбка, глаза, в прошлом то ране утро, когда я бежал домой после своих мертвецов на встречу с моей уже не существующей Феей.
Милицейская машина возле дома, множество народа и наши открытые окна. Абсолютно все говорило о беде.
Я как сомнамбула поднялся наверх с громко бьющимся сердцем.
