– Ты, знаешь, дорогая, они, кажется, занимаются сексом, – послышался за дверью тревожный шепот Леонида Осиповича.
– Да, что я и сама что ли не слышу?! – злобно огрызнулась Елизавета Петровна.
– Все-таки в сексе есть что-то ужасно противоестественное, – дрожащим голосом озвучил свое состояние Леонид Осипович.
– Неужели наша дочь сексоманьячка? – всплакнула Елизавета Петровна.
– Не знаю, не знаю, – вздохнул Леонид Осипович, – люди размножаются всегда быстрее, чем умирают!
В это мгновенье мы с Мнемозиной радостно засмеялись, с неожиданным пылом еще глубже проникая друг в друга…
Этот смех обладал такой живительной и такой умопомрачительной силой зарождающегося в наших телах оргазма, что вскоре Мнемозина закричала, совершенно ослепленная счастьем нашего соединения…
Соединения двух тел в одно…
– Совсем уже стыд потеряли! – воскликнула за дверью все так же пылающая гневом теща.
Леонид Осипович плакал как ребенок и часто сморкался.
– Это выходит за всякие рамки! – продолжала ковыряться у себя в мозгах теща.
У меня было смутное впечатление, что ее словарный запас уже иссякал, но всего через какое-то мгновенье послышались ее новые крики.
– Старый бл*дун! Старый п*рдун! Старый е*ун! – с новым воодушевлением заорала теща, но ее крики, слегка приглушаемые дверью, нисколько не мешали нам с Мнемозиной продолжать свое интимное проникновение друг в друга.
Причем Мнемозина так колоссально солировала при каждом наступающем оргазме, что вскоре ее родители все-таки не выдержали и уехали, громко хлопнув дверью.
– Ну, вот, – вздохнула Мнемозина, немного придя в себя после очередного сладострастного бурлеска, – а теперь я потеряла своих родителей!
– Господи, какая ерунда, – усмехнулся я, – ты лучше прислушайся, какая тишина воцарилась в доме! Чувствуешь себя прямо как в раю!
– Значит, тебе не понравились мои родители? – вдруг огорчилась Мнемозина.
– Ну, почему же, – вздохнул я, – у тебя очень молодые симпатичные родители.
– Правда?! – улыбнулась Мнемозина.
– Особенно папа, тихий и безвредный!
– Ах, ты мой старый блядун! – засмеялась Мнемозина и обняла меня, прижавшись щекой к щеке, а через какое-то мгновение жалобно заплакала.
Я опять губами жадно собирал на щеках ее соленые слезы, внезапно ощущая, как ей действительно тяжело со мной, и как она боится со мною расстаться, будто наша тайна уже навек связала нас чугунными цепями!
Через мгновение я опять овладел ее животрепещущим телом… Оно сводило меня с ума своей приятной глубиной…
