Он так и сделал: тихо подъехал и прислушался. Тишина. Местами мелькнет в окнах огонек телевизора. На Михалыче шуба, вывернутая наизнанку, топорщится мехом. Тихим шагом, в бесформенной шляпе на голове, обошел вокруг шанхайских хозпостроек и никого не встретил. На осмотр ушло минут двадцать. Хозяйственные постройки представляли собой бесформенную смесь из заборов, бань, сараев, погребов и огородов, разбросанных между лесом, церковью и домами. Рядом с домами постройки имели более или менее законченный и стройный вид, представляя собой улочку с бесчисленным рядом самых разных дверей.
Резидент тих и послушен. Его шаг на взбитом песке почти не слышен. Конь не страдает расстройством зрения или памяти. Если понадобится, он вовремя унесет хозяина.
Михалыч проехал мимо сараев, углубился в огороды и стал разглядывать постройки с тыла через оптический прицел. Ни огонька кругом, ни фигуры человеческой. Даже звуков не слышно, кроме напряженного стрекота кузнечиков.
В шубе, да по летнему времени давно сделалось жарко, но полковник не снимал ее. Лежать в мокрой траве или на сырой земле лучше в ней, чем без нее. Это он давно усвоил. Крутом по-прежнему никого, и полковник направил коня в огороды и вскоре вернулся к исходному рубежу: в банях и погребах пусто — иначе рядом была бы охрана. Однако ее не было. Во всяком случае, она себя никак не обозначила.
Вернувшись, пошел опять вдоль Шанхая.
Вот и забор церковный мутнеет вблизи. Постройки на этом месте заканчивались.
— Ты чо, дядя, потерялся? — вдруг треснул голос за углом. Дорогу преградили две тени. — Проезжай мимо. Чо ты здесь трешься! — Двое парней уже стоят у коленей, хватаются за сапоги.
Конь пугливо дернулся. Кожемякин потянул за собой винтовку и тут же опустил в переносье тому, что был слева. Тот охнул и упал, хватаясь за лицо. У второго руки бегали в полах собственной куртки в поисках чего-то, но не находили.
Одним движением Кожемякин дернул на себя эфес шашки и тут же ударил мужика плашмя в темечко — некогда размахиваться. Тот не стал охать. Повалился беззвучно в лопухи.
Пришлось слезать с коня. Оба парня лежали трупами, без движений. В карманах у одного оказался сотовый телефон. У второго было пусто. От обоих несло стойким трехдневным перегаром.
Кожемякин готов был уже пожалеть «убогих»: налили шарики и решили поиграть на нервах. Он взглянул на сарай и тут только понял. Эти оба вышли не из-за угла вовсе, а из двери. Сарай настежь распахнут, раздается сытое хрюканье.
