У Гитлера формулировка требований основывалась на хорошо проработанной аргументации. Однако, шла ли речь о Судетах или о Данциге, эти требования представляли собой чистую фикцию. Лишь только Чемберлен в Годесберге известил его об их удовлетворении, Гитлер тут же дал понять, что данное решение его больше не устраивает>{69}.
Несколькими месяцами ранее, когда посол Хендерсон от имени английского правительства выдвинул предложение, касающееся возможной реституции некоторых колоний Германии в Центральной Африке, Гитлер поначалу казался раздраженным, а затем и вовсе отклонил предложение, которое явно интересовало его гораздо меньше, чем экспансия на восток, хотя отвечало одной из его претензий>{70}.
В Мюнхене он остался сильно недоволен исходом переговоров, которые, между прочим, удовлетворили его требования, а для англичан и французов означали постыдное отступление. И все потому, что удовлетворения он добился только переговорами. «Нового Мюнхена больше не будет», — позднее заявит он во время Данцигского кризиса — фраза, имевшая в устах Черчилля и Даладье совершенно иное значение.
Доказательством вышесказанного служит радость, с какой Гитлер силой занял Прагу. Он назвал этот день «самым прекрасным днем в своей жизни», хотя притворялся, будто «чехи ему не нужны».
Способ приобретения казался ему более важным, чем суть приобретенного. Вот почему постоянные угрозы войны не переставали слетать с его губ. В действительности Гитлер хотел и добивался войны, испытания сил, которое закалило бы его расу — немецкий народ. «Я раздавлю Польшу без предупреждения», — говорил он Карлу Буркхардту делегату от Лиги Наций. После Мюнхена ничто так не удручало фюрера, как вид немцев, приветствующих Чемберлена — апостола мира. Раз-другой он отступил, побоявшись, что французско-английская миссия в Москве даст результаты. «Я должен смириться и покорно ждать», — сказал он Шмидту, а 27 июля 1939 г. в Байрейте с беспокойством расспрашивал лорда Кемсли о влиянии Черчилля. «В Великобритании оно меньше, чем за границей, — ответил ему газетный магнат. — В Великобритании он [Черчилль] знал одни поражения… последнее — в деле герцога Виндзорского»>{71}.
Сопоставление точек зрения позволяет увидеть, что, в то время как для немцев гарантии, данные Польше Чемберленом после оккупации Праги, означали прекращение политики умиротворения, в умах английских руководителей они означали далеко не то же самое. Во время переговоров в Мюнхене и позже именно англичане «вели в танце», «разыгрывая всадников на французских конях», как писала критиковавшая их правая французская пресса. В сущности, сказал Вайцзеккер, глава немецкой дипломатии, французскому послу Кулондру, «сражаться за Польшу нам приходится только с вами, а не с англичанами». Даладье и Бонне стояли на своем тверже, чем Галифакс и Чемберлен, отвергшие предложение Бонне объявить, что любое изменение в статусе Данцига будет рассматриваться как угроза Польше. Газета «Обсервер» даже обвинила Чемберлена в том, что он с целью спровоцировать новый Мюнхен оказал на Польшу точно такое же давление, какое в свое время Англия и Франция оказали на Чехословакию. Фактически Чемберлен просил поляков не предавать огласке официальное извещение, которое в действительности было отложено на сутки до 29 апреля
