С вами, – говорю, – и в самом деле что-то не в порядке! Что делать-то будем?!
А он говорит:
Вы меня водой холодной окатите, и я живо войду в свою силу!
Ну, я его из ведра и окатил холодной водицей, а он и на самом деле задвигался! Заходил кругами по избе, все чего-то вынюхивает, все высматривает!
Я ему и говорю:
Что это вы, товарищ милиционер законы нарушаете, я ведь тоже был милиционером, а поэтому могу вам точно сказать, что осмотр жилища без согласия проживающих в нем лиц просто так не производится!
Ой, – говорит милиционер, – простите, это у меня, наверное, от нервов, это просто я вашего сексу нагляделся, и все в себя придти никак не могу!
А что делать-то? – спрашиваю.
Что делать, что делать, – шепчет он, а сам на Рыжуху поглядывает, да головой как филин лесной вертит. – Что делать? Что делать?
Что делать? – шепчет он и по избе ходит кругами, а я тоже шепчу:
Что делать? Что делать? – и за ним, как дурак, хожу.
Потом он остановился и радостно говорит:
Я знаю, что делать! Надо выпить за знакомство!
Ну, давай, – говорю, – выпьем, я вот молочка недавно от бабки Маланьи принес.
Он говорит:
Давай, но только не молочка, а самогона, я сейчас к бабке Маланье сам за самогоном сбегаю, а ты, – говорит, – тут с бабой своей чего-нибудь организуй!
Ну, он убег, а мы с Рыжухой кинулись стол накрывать, картошку разогрели, огурчиков нарезали, капусты маслицем подсолнечным залили, и ждем его, как дорогого гостя, чтобы, значит, стыдобушку свою самогоном на нет свести! Час его ждем, другой, а его все нет.
Эх, Тихон, – говорит моя Рыжуха, – он, наверно, где не то по дороге разволновался, и опять памятником встал!
Ну, я мигом из избы выбегаю, и точно, милиционер с бутылью самогона во дворе стоит и глазенапами хлопает!
Водой, – говорю, – окатиться не желаете?!
Желаю, – говорит, – только воду малость разогрей, а то все же не май месяц!
Ага, – говорю, а сам за водой побежал, и Рыжухе своей все рассказываю, а она смеется, кисонька моя, да задиком своим так чудно пошевеливает, что у меня писун опять расти начал, ну, точно огурец какой из грядки высовывается! И минутки не протикало, а я уж сзади к ней пристроился.
Ну, вот, – говорю, – научила ты меня на свою голову, теперь тебе покоя от меня не будет!
Ах, Тихон, – зажмурила свои глазки кисонька, —и хорошо, что покоя-то от тебя не будет, – а сама задиком об животик мой как рыбка об лед бьется!
И такие безумные трели из себя выталкивает! Ну, точно у бедняжки разум помутился! А мне почему-то от этого безумия-то хорошо очень сделалось, и ощущение-то такое, что еще немножко и разорвусь я весь, лопну, как пузырик мыльный! И точно, будто залп из пушки писун мой произвел! Как выстрелил чем-то в нее, так я сразу и успокоился!
