Прости меня, кисонька, но я не был тебе никогда мужем, – признался я и расплакался.
Честно говоря, я это подозревала, – улыбнулась Рыжуха и поцеловала меня.
Ну что теперь будет, – спросил я, чувствуя как мне сильно хочется зачесаться от нервишек.
Ничего!
И ты меня не бросишь?!
Ни за что! – рассмеялась она, и я сразу перестал чесаться, зато весь разревелся от радости.
Вы, что уже выпили?! – спросил нас улыбающийся Кузьмич, державший в руках шестилитровую бутыль самогона.
Похоже на то, – икнул сзади него Петрович.
Да тут немного было, – соврала Рыжуха, кивнув на пустую бутылку, стоящую возле стола.
– Ну что же, сбрызнем, сбрызнем, за наше счастье, – Кузьмич весь сразу преобразился и стал похож на оратора, пока он разливал самогон по стаканам, он все говорил и говорил, и всем почему-то было смешно, один я слегка притихнув и обтерев рукавом слезы, держал в своих могучих объятиях лежащую Рыжуху и думал, как же будет здорово, когда Кузьмич и Петрович уедут завтра домой, а мы будем в этом доме совсем одни, только я, да Рыжуха, да милая Альмочка!
Ты, Тихон, доводи все до конца, – заметил Кузьмич, – раз взялся за стакан, то доканчивай! Пьем-то ведь за вас, окаянных! – неожиданно он даже прослезился. – Ты ведь, Тихон, мне как родной, хоть и залил ты меня, но я даже нисколько на тебя не обижаюсь!
Это не я залил! – признался я.
Он, он, а кто же еще! – моя Рыжуха повисла на мне и закрыла мой рот своими нежными губами, и опять свой язычок между зубиков моих протащила, и опять у меня внизу все потекло…
А что им молодым не жить-то, – говорил, зажевывая капустой новый стакан, Кузьмич, – у них этого сам организм требует! А раз требует, то и пользуйся им в свое удовольствие! Я ведь в корень гляжу, Петрович, верно ведь?!
Верно, верно, – кивал головой уже захмелевший Петрович.
Жалко только, что годки наши летят, – завздыхал Кузьмич. – Эх, был бы я молодой, так бы посидел с какой-нибудь девкой на бережку!
Так ты и так молодой, Кузьмич! – стал уверять его Петрович.
Эх, Петрович, какой же все-таки ты враль, – завращал глазами пьяный Кузьмич, – никакого проку от тебя, и вертишь то рулем, а то все задницей!
Петрович молча заехал кулаком в глаз Кузьмичу, и Кузьмич свалился со стула, и больше не поднимался.
И за что вы его так?! – возмущенно прошептала Рыжуха.
А что он все время дразнится, – как-то жалко и раболепно согнулся перед ней Петр Петрович.
Хочешь я ему тоже морду набью?! – предложил я Рыжухе.
Нет, не надо, – сказала она, – но только пусть пообещает вести себя смирно.
