И все бы хорошо, да снова зашевелились в его районе рабочие. Филеры доносили: в трактире «Бережки»— на Шлиссельбургском тракте — Артемий Ломашев созвал на днях своих дружков и сказал:
— Надо собирать деньги нуждающимся студентам.
А ведь это уловка для простаков! Собрали одиннадцать с полтиной, и пошли эти деньги на подпольную литературу. Ее обещал достать помощник присяжного поверенного Михаил Смирнов, который квартирует на тракте в доме № 33. А уж коли замешались интеллигенты, добра не жди!
Через день снова собрались дружки за парой чаю. И сверх известной компании пришел с Торнтона Сергей Орлов. Промеж себя хвалились, что достали литературу в «громадном количестве» и решили ее распространить: у Торнтона — Орлов, у Максвеля и Паля — Шматов, на Александровском заводе — Ломашев и Петров.
Поочередно ходили брать литературу у Ломашева. Пирамидов велел перехватить. Взяли: «Листок работника» № 5 и 6 (16 экз.), «Работник» (150 экз.), «Мартовская революция 1848 года» (2 экз.) и 140 воззваний к рабочим Александровского завода, отпечатанных на мимеографе.
Ломашева продержали три дня в кутузке — для острастки. Да он не отстанет от дела: дали понять ему, что виновным не признан: кто-то, мол, случайно положил, когда он был на работе.
— С этого Ломашева глаз не сводить! — приказал полковник. — О всех его связях подробно доносить мне раз в месяц. Надо искать организацию, которая его вдохновляет.
И пока Ломашев был на свободе, Пирамидов подрубил корень под Ефимом Прокофьевым: этот ткач развернул действия за Невской заставой от имени «Союза борьбы».
Он приискал квартиру в Шлиссельбургском участке, на Мариинской, № 11, и поселил там свою подружку Юлию Щелчкову. У нее квартировали Иван Архипов, Тимофей Трифонов и Нил Бугорков.
К ним привел Прокофьев студента Сергея Андропова. О нем сообщал филер: «Шатен, выше среднего роста, около 23 лет, худощав, с небольшими усиками и крупным носом на продолговатом лице. Черное осеннее пальто, шапка барашковая».
Андропов стал заниматься группой Прокофьева. Но заметил слежку и предложил найти для сходок более укромное место. Прокофьев немедленно переселил с» оих дружков в Безыменный переулок, в дом № 18. Там они и выпустили прокламацию к рабочим Паля и Максвеля.
Полковник не успел перехватить эту крамольную листовку. Но узнал о ней от мастера, который отобрал ее у одного прядильщика в нужнике.
— У кого взял? — спросил мастер.
— Валялась под машиной. Гляжу — бумага, я ее и поднял. Для нужды, конечно, — схитрил прядильщик.
