Любовь и смерть на Гавайях | страница 23
— Но вы же просто сидите и ничего не делаете, — капризно отозвалась девочка, вглядываясь через сетчатую дверь. — Я все вижу.
— Сидим, детка, но сейчас нам не до тебя. Иди играй. А к нам зайдешь попозже.
— Я боюсь, ты забудешь прислать мне подарок.
— Что ты такое говоришь! — с притворным ужасом воскликнула Сара. — Ни в коем случае! — Она встала, как следует закрыла заднюю дверь и, вернувшись в гостиную, сказала: — Разумеется, если папа заболел, я никуда не поеду.
— Разумеется, — устало повторила мать. Она взяла было иголку с ниткой, но потом снова положила на столик. — Да, Сара Мур, вы явно решили капитулировать перед жизнью.
— Но что делать, если папа действительно заболел? Вспомни, как он был рядом, когда заболела я.
Мать вздохнула, снова взяла иголку с ниткой и стала делать короткие стежки-уколы.
— Мама, а что ему сегодня приснилось?
— Не знаю. Он не рассказывал.
— Что-то про меня?
— Да, про тебя, Сара. Ты ведь покидаешь его, верно? Вот ему и не по себе.
— Ты думаешь, что он просто…
— Нет, ему, конечно же, приснился какой-то кошмар, связанный с тобой. Но этот сон, скорее всего, просто отражение его нежелания отпускать тебя. Я, правда, не специалист по снам, но уверяю тебя: это все результат работы его подсознания.
Тут появился доктор. Он сказал, что самым тщательным образом осмотрел и выслушал мистера Мура и беспокоиться решительно нет оснований. Он хорошо знал эту семью, и они ему верили. Он пообещал выписать рецепт и удалился.
Сара поднялась наверх и увидела, что отец надевает рубашку.
— Куда ты собрался? — удивилась она. — Тебе надо полежать. Зачем ты встал?
— Я встал, потому что со мной ничего такого нет. Док долго объяснял мне это, так что я иду к себе в офис.
— Но доктор выпишет рецепт…
— Большая радость! Наверное, какие-нибудь транквилизаторы. Сара, если я помешаю твоему счастью, я себе этого никогда не прощу. И мама тоже мне этого никогда не простит.
— Если бы выяснилось, что ты сильно заболел, я бы ни за что не поехала. Или если бы поняла, что ты не хочешь, чтобы я уезжала…
— Понимаю, дочка… Ты меня избаловала. Я подозреваю, что ты ни разу в жизни не сделала ничего, что, на твой взгляд, могло бы меня огорчить. Ты слишком хорошая дочь!
Она только горько усмехнулась и сказала:
— Хорошая, говоришь, дочь? Это только фасад. А за этой благопристойной поверхностью я произношу разные мерзкие слова, испытываю порочные желания.
— Ну, если бы мысли и желания большинства людей стали известны окружающим… — Он похлопал ее по щеке. — В общем, поезжай, дочь, и да благословит тебя Господь.