— Я думаю, что Бийо на ОРТФ, мсье Доре. Соединить с кем-то другим?
Бруно решительно указал на себя, дав понять, что он свободен.
Анна с секунду поколебалась, затем, прочистив горло, ответила:
— Я только что связалась с комнатой 206, там никого нет… наконец-то, да, есть Бруно Мерли…
По последовавшей за этим паузе Бруно понял, что Доре не слишком ясно представляет, кого назвала Анна.
— Бруно Мерли, парень, который…
Анна не успела закончить фразу, конечно, Доре вспомнил о Бруно. Она записала в блокнот.
— Вас поняла, — подтвердила она перед тем как отключиться.
С сияющими глазами Анна развернулась на стуле и объяснила молодому человеку:
— Доре требует отчет о показанном вчера вечером по телевидению фильме… «Скажите, что мы вышли», — прочла она то, что записала. — Ты его видел?
— Нет, — ответил Бруно, — но это неважно!
— Постарайся связаться с постановщиком — Жан-Габриэлем Эрналем и одной из главных героинь — Франсуазой Констан…
— Чтобы вытянуть из них несколько красочных анекдотов о съемках для колонки «Если вы желаете знать больше». Понял. Спасибо!
Бруно сунул в карман своей белой виниловой куртки листок, вырванный Анной из блокнота, и направился к двери. Прежде чем выйти, он обернулся и слегка встревоженно спросил:
— Что ты скажешь Бийо?
— Я сама разберусь, — уверила его девушка.
Она посмотрела ему вслед и вздохнула. Тут снова загудел сигнал. Анна подключилась:
— Вас слушают…
В редакционном зале Бруно навел справки в театральном справочнике. Никакого намека на Жан-Габриэля Эрналя, но зато он легко нашел номер Франсуазы Констан. И тут же позвонил ей.
— «Франс Пресс»? — переспросил женский голос на том конце провода после того, как молодой человек представился. — Ну, как вам будет удобно… Через час? Подойдет, буду вас ждать.
* * *
Едва Франсуаза повесила трубку, как телефон вновь зазвонил. Теперь она узнала голос бывшего мужа.
— «Франс Пресс» просит меня дать интервью, — тотчас поставила она в известность.
— Ты видела статью о телепередачах в «Эхо Парижа»? — спросил Жан-Габриэль.
— Нет, — холодно ответила она, констатировав полное безразличие к новостям.
— Тогда послушай!
Голос Жан-Габриэля изменился, когда он стал читать:
«Автор целиком и полностью превзошел себя, фильм важен прежде всего тем, что он есть: Эрналь — свидетель новой свободы, говоря языком кинематографистов, он достиг естественной непринужденности как съемок, так и монтажа. В 1962 году его отвергла критика, говоря о безнравственности и анархизме, беспомощности и примитивизме. Но он (фильм, уточнил Жан-Габриэль) потрясает своей искренностью, свободой изложения и мастерским, удивительно простым обращением с двумя самыми доступными материалами: персонажами и языком».
