Сказать, что Эд Барни знавал лучшие дни, значило бы больше, чем признать очевидный факт. Жан Делак рассказывал мне, что Барни одно время руководил школой подводного плавания и был классным аквалангистом. Сейчас в это верилось с трудом. Эда Барни погубила любовь к пиву. Огромный, расплывшийся, с лицом, почерневшим за годы, проведенные под флоридским солнцем, с плешивой головой и маленькими голубыми глазками, которые удивительно быстро усматривали малейшую возможность заработать, он сидел, подобный стервятнику, поджидающему добычу, но казался молчаливым и загадочным, как сфинкс.
Меня Эд заметил еще издали. По тому, как он выпрямился, подобрал брюхо и швырнул пустую банку в воду, я понял, что Эд хочет произвести хорошее впечатление. Он смотрел на меня, как смотрят в пустыне на желанный оазис.
Привет, Барни. — Я остановился рядом. — Помните меня?
Он кивнул и изобразил улыбку.
Конечно, помню. У меня хорошая память. Вы мистер Кемпбелл, писатель.
— Верно наполовину. Я действительно писатель, только зовут меня Камерон.
— Угу, Камерон, помню. Если я что и умею, так это запоминать лица. Я рассказывал вам про алмазы Эсмеральды, так?
— Было такое.
Эд лениво почесал волосатую ручищу.
— Вы написали об этом книжку?
Я отрицательно покачал головой. Пусть не считает меня таким уж простофилей.
— Ну ладно. А история была хорошая. — Он опять почесался, потом посмотрел на дверь «Нептуна». — Я всегда держу ухо к земле. Хотите услышать что-нибудь новенькое?
Конечно, я всегда готов был выслушать что-нибудь новенькое.
— Хотите, расскажу про марки Ларримора? — Он посмотрел на меня испытующим взглядом.
— Марки? Что может быть нового в марках?
— Угу. Хороший вопрос. — Он сунул руку под свитер и почесал живот.
Пришлось сказать, что я совершенно не разбираюсь в марках. Эд кивнул и вынул руку из-под свитера.
— Я тоже не разбирался, пока не услышал про марки Ларримора. Среди моих знакомых есть газетчики, которые любят поговорить. Должен сказать, даже среди попов появляются иной раз болтливые, а я всегда слушаю. — Он облизал обветренные губы и обтер их тыльной стороной ладони. — Хотите услышать эту историю?
Я сказал, что марки меня не интересуют, и Барни кивнул.
— Правильно, меня они тоже не интересуют. Но здесь особый случай. Пошли выпьем пива, — предложил Эд, тяжело поднимаясь. — Кроме меня, никто не знает всей истории целиком, а я получил ее, держа ушки на макушке, а рот — на замке. Пошли потолкуем.
Барни двинулся сквозь толпу, как бульдозер по усыпанной камнями площадке. Люди или отступали с его дороги, или отлетали, словно сшибленные грузовиком. Я шел следом, зная, что он думает сейчас лишь о пиве, а когда Эд Барни думает о пиве, он не обращает внимания ни на кого, кроме человека, который платит по счету.
