Либерзон разглядывал Жабру девушку поверх околоземных пейзажей и серебристых капсул космических аппаратов. Девушка была в сатиновых шароварах, две половинки натягивали материю и лоснились аппетитными выпуклостями, будто подмигивая издалека. Раз в дверном проеме кухни сочно блеснул ее прямо направленный взгляд. Либерзон похвалил Жабру за то, что малыш собирает «Космос», а не «Флору и фауну».
– А почему «Космос» собирать лучше, чем «Флору и фауну»? – спросил Жабра.
– Потому что «Флоры и фауны» очень много, и ее за всю жизнь не собрать, – значительно ответил Либерзон.
Ну и что? – подумала Жабра-девушка на кухне, уже разливая чай в три бордовые чашки, и жгучий, курчавый, чубастый тотчас ответил на ее мысли из комнаты:
– Марки о космосе появились недавно, с тех пор, как запустили первый спутник. А зверей и растения печатали на марках с тех пор, как марки вообще появились. Если ты будешь собирать «Космос», то когда-нибудь соберешь его весь, который есть в мире. Полная коллекция.
Полная коллекция! – мысленно повторила Жабра-девушка. – Вот оно что. Вот, какой он мудрый, этот чубастый, курчавый и жгучий.
– Боря Либерзон, – представился он, когда девушка вошла в комнату с подносом.
– Да знаю я, что ты Либерзон! – с грубым восклицанием, будто бы на что-то сердясь, сказала Жабра-девушка. – Я всех во дворе знаю.
После этого чаепития Либерзон получил право заходить, когда ему захочется, а хотелось ему теперь каждый день. Жабра вскоре понял, что ходит его новый друг не к нему, а к сестре.
У них уже давно был телевизор, назывался он «Рубин-106». Отец и мачеха строго-настрого запрещали включать телевизор днем и поручили старшей сестре контролировать несмышленого Жабру. Бедняга не мог включить телевизор даже тогда, когда сестра уходила гулять, поскольку, возвращаясь, она непременно клала свои большие белые ладони на выпуклую сущность телевизора и проверяла его тепло. Если телевизор был теплым, она зажимала голову Жабры меж своих колен, спускала его штанишки и размашисто полосовала братика розовым резиновым шлангом от душа, назначая какое-то определенное для нее количество «плетей» – от пяти до пятнадцати, в зависимости от степени нагрева телевизора. Всё это, конечно, способствовало развитию навыков счета у несчастного Жабры.
Теперь всё изменилось. Сестра сама включала телевизор и Жабра смотрел – и «Белочку», и «Медведя», и «Утёнка», но не было радости в его глазах, отражавших голубой квадрат экрана, потому что за стеной, в спаленке сестры, коротко, но часто пилили доску, и Жабра уже понимал, что это значит.
