Весенний Париж, прохладный и солнечный, весь был засыпан нежным цветочным снегом. Казалось, что фиалки растут всюду, где есть свободный клочок земли, словно сорняки… Другим городским сорняком, только гораздо более крупным, был каштан. Все это цвело и сыпалось, заполняло сиреневой, сизой и белой дымкой щели и выемки – подобно тому, как тополиный пух сглаживает острые углы русских или польских городов.
Они сидели в небольшом ресторанчике на Виа Пердэ. Гитлер даже и не подозревал о существовании этого заведения, хотя не раз проходил мимо: ресторан располагался в переулке, вход был за углом… Хитрые фашисты выбрали это место не зря.
Все было так же, как и в прошлом году, когда он последний раз был в Париже. Разве что, на улицах стало больше негров… Попадались и латиносы, также бежавшие от диктатуры лучистов.
Сальвадоре сидел рядом и задумчиво поигрывал тонким цилиндром в кожаном футляре, который выглядел в его огромных руках маленьким, будто авторучка. Это был портативный электрический парализатор – недавнее американское изобретение, в данный момент обращенное как раз против Америки, да и всего цивилизованного мира, а именно: прямо в бок Адольфу Гитлеру. В двух шагах была улица, воля, но он и помыслить не мог, чтобы бежать.
На обед подали чили и паприку, графинчик текилы и соленые лимоны.
– Скажите, Адольф, – спросил Генрих, опрокинув рюмку и слизав соль с рукава, – насколько серьезно вы вчера в поезде говорили о гомосексуалистах? О том, что их надо подвергнуть массовому уничтожению, как и чернокожих?
– Я протестую! – воскликнул Сальвадоре.
– А тебя не спрашивают, милый. Адольф, может быть вы просто скрытый лучист, так сказать, в латентной форме?
– Да, может быть… – рассеянно произнес Гитлер.
Он не очень-то понял смысл вопроса, потому что снова и снова переживал свой сон, стремясь выучить его наизусть, так как не мог прямо сейчас, как обычно, перенести смутные ночные образы на холст. Он видел себя в какой-то странной бежевой форме, в галифе и сапогах, на рукаве у него была повязка – красная с черным… С символом плодородия, заключенным в круг, вроде тех странных знаков среди злаковых полей – такое может пригрезиться только во сне… Вот он входит в просторный кабинет, уставленный массивной мебелью, навстречу встают какие-то люди, одетые в такую же форму… Один из них протягивает ему коробочку, Гитлер знает, что в коробочке яд, и он знает, что больше всего на свете хочет немедленно принять его…
