Мне пришлось нелегко. Передо мной были испанцы разных возрастов: и молодые, и пожилые. У многих богатый жизненный опыт, но они впервые видели пулемет, винтовку. Преподавать материальную часть оружия оказалось довольно-таки сложно. Я объяснял слушателям назначение той или иной детали, переводчица старалась точнее перевести, однако специальные термины сильно затрудняли ее. И чувствовалось, что бойцы плохо понимают.
Поэтому, когда через три дня я увидел в учебном городке своих молодых друзей Франческу и Мигеля, понятно, обрадовался.
— Назначены к вам инструкторами, — сияя, доложил Мигель.
Работа пошла лучше, поднялось настроение и у меня. По вечерам, как и раньше, мы собирались втроем где-нибудь в укромном местечке и разговаривали. Я знал, что у Мигеля и Франчески были свои разногласия. Когда Испания стала республикой, Франческа вступила в партию анархистов. А Мигель стал коммунистом. Они часто спорили, каждый отстаивал позиции своей партии, иногда перепалки кончались ссорами. Однажды мы ждали Франческу, и, когда совсем обеспокоенные, собрались искать ее, она появилась растерянная, раздраженная, злая. Несколько минут мы молчали. Потом она воскликнула:
— Вот подлец!.. Негодяй!.. Хотел меня купить!..
Оказывается, когда группа Франчески ушла на полигон, а она задержалась на складе, к ней подошел незнакомый человек. Он стал уговаривать ее вступить в подпольную организацию. Он попросил девушку оказать услугу «истинной» Испании: вывести из строя пулеметы, предназначенные для интернациональных бригад. Сточить напильником бойки затвора — и «максим» будет щелкать, а выстрелов не получится.
— И ты слушала этого гада? — рассвирепел Мигель.
— Я закатила ему оплеуху.
— Он же мог убить тебя на месте!
— К счастью, в этот момент из склада вышел кладовщик.
— Куда пошел этот тип, ты запомнила его приметы? — спросил я Франческу.
— Я не доносчица.
— А он, если тебя встретит, не пожалеет: повесит на первом оливковом дереве, — сказал Мигель.
— У меня свои принципы, я уважаю свободу личности, — ответила она.
— Опять ты за старое, несешь чушь!
Франческа отвернулась от нас.
— Да это же предатель, предатель испанского народа, как ты не понимаешь? — поддержал я Мигеля. — Разве может честный человек умышленно обрекать на смерть сотни людей? Ты представляешь, в какое положение попали бы республиканцы с испорченными пулеметами! Ждали бы наступления фашистов, готовились бы открыть огонь, а пулеметы в критический момент — молчали. Ты подвела бы и нас, советских добровольцев.
