А трамвай трезвонил, грохотал на стыках и стрелках, куда-то поворачивал — вместе с ним поворачивалась и улица, дома становились как-то боком, и выплывали румяные фруктовые лавочки и большие золотые кондитерские.
Потом трамвай полз куда-то вверх с усилием и скрежетом. И вдруг сорвался вниз, и улица встала дыбом, и тревожно, беспрерывно звонил звонок.
А потом снова вверх. И оттуда виден был весь город — синие, туманные дали, которые так манят, так томят отроческое сердце, всему открытое, ко всему готовое, всего жаждущее.
С тех пор как я себя помню, я все слышал: «Вот приедет дядя Эмиль», или: «Вот мы поедем к дяде Эмилю», или: «Вот дядя Эмиль пришлет посылку». И не было на свете человека богаче, чем дядя Эмиль. Говорили, у него в доме зимний сад и в этом саду распевают райские птицы, а в самой большой золотой клетке сидит ученый какаду, который считает до ста, а получив сахар-рафинад, поет цыганские романсы.
Я остановился у большого дома и стал считать этажи; когда дошел до последнего, у меня с головы свалилась кепка — такой это был высокий дом! И там, под самыми облаками, жил дядя Эмиль.
Лифт не работал еще с гражданской войны, был весь в паутине. Я стал подыматься пешком.
На широких, выложенных звенящей плиткой лестничных площадках было вольно и просторно, как в залах. Свет проникал сквозь цветные стекла верхнего фонаря, и было радостно подыматься к этому волшебному свету.
Я стоял перед обитой клеенкой дверью. Я нажал костяную кнопку и вздрогнул, услышав сильный, дребезжащий звонок.
За дверью началась какая-то возня. Сначала хлопанье дверей, потом кашель, потом шарканье шлепанцев, потом кто-то за дверью стоял, дышал и прислушивался.
Я постучал.
— Кто там такой? — спросил голос.
— Я.
— А имя есть?
— Вы не знаете.
— А зачем же ты приходишь, и звонишь, и стучишь, если я не знаю?
— Вы откройте и увидите.
— А зачем мне открывать, если я не знаю?
— Откройте.
— Ты можешь мне до вечера говорить «откройте», а я не открою, потому что я не знаю, кто ты.
— Я ваш родственник.
— Родственник? Нет у меня родственников.
— Нет, есть.
— Опять ты за свое. Ты мне будешь год говорить «есть», я тебе год буду говорить «нет», и этому не будет конца.
— Я племянник вашей сестры из Таращи.
— Из Таращи? Хорошенькое дельце! Есть такой городок. Как же ты попал сюда из Таращи?
— Дело в том, что я не из Таращи. Я только племянник вашей сестры из Таращи.
— Слушай, ты меня уже совсем запутал. Скажи, зачем ты приехал?
