И оттого так одиноко.
Ловлю снежинки жадно ртом…
Но мне с тобой одна дорога:
След в след ступаю я с трудом,
Чтоб не свернуть с пути, витая
В прижатых к снегу облаках,
По капле знанье обретая,
Что всё теперь в моих руках.
218
Сквозь снега, наметённые в вёснах...
***
Пожалуй, всё просто.
Всё можно исправить
И незачем край у подушки кусать.
Зажмуриться крепко.
Надежду оставить
На встречу, которой уже не бывать;
Надежду на то, что любимый очнётся
Затем, чтоб дровами кормить наш очаг,
Что письмам моим по-мужски улыбнётся,
Сиротство почувствовав в зимних ночах,
Тоску без причин и, возможно, изжогу
От всех изнурительных мелочных склок,
Любить перестанет глухую берлогу,
Покинет её в преднамеренный срок.
Зажмурюсь покрепче.
К другому приникну —
Он кровь с молоком,
Без рефлексий и мук.
Как будто бы к глади озёрной прилипну
Цветком из венка,
Что спланировал вдруг.
219
Галина Таланова
***
Смешно надеяться на счастье,
Приходит августа зенит.
Я твоего не жду участья —
Со мною август говорит.
День ото дня всё холоднее
И всё прозрачнее вода.
И мне становится виднее,
Что параллельны провода.
Их не замкнёт вишнёвой веткой,
Намокшей в утренней росе.
…В саду с рассохшейся беседкой
Стоит вьюнок во всей красе,
Хоть сад зарос крапивой жгучей…
Её не станешь рьяно рвать,
В беседке — очень пол скрипучий,
И на него нельзя вставать.
220
Сквозь снега, наметённые в вёснах...
***
Вдруг лето вернулось опять,
Когда ему вслед помахали.
Лицо под лучи подставлять
И думать, что жизнь прозевали.
Как будто вернулось сказать,
Сколь много средь дум упустили,
И поздно соломку таскать,
Коль в мае гнездо мы не свили.
И ветер — как будто средь дюн,
Горяч и песком засыпает.
И нежно настойчивый вьюн
Крапиву в лугах оплетает.
К цветку потянувшись рукой,
Отдёрнешь ладонь от ожога.
Последний жар лета такой:
Крапивница, боль и тревога.
221
Галина Таланова
***
Не проверишь,
Жива ли, не спросишь.
Будешь ждать мой звонок и молчать.
Нет, не камень за пазухой носишь,
А боишься всё снова начать:
Бултыхаться в апрельской той сини,
Что глядит, как глаза васильков,
И забыть о подкравшейся стыни,
Что безмолвием дышит веков.
Отогреться на солнечном свете,
Разгоняющем квёлую кровь. —
И запрыгать, как в классики дети,
На асфальте, очищенном вновь
От толстенного льда:
Так был скользок,
Что брели как по шаткой доске,
И впивался ржавеющий гвоздик
В пятку хищно, чтоб шли на носке,
Чтоб на цыпочках двигались к свету,
Торопились, но шли не спеша.
Жизнь одна. И другой больше нету.
И к душе примерзает душа.
А оттает —
И снова мы порознь.
