Несколько раз ей казалось, что отец вот-вот заговорит. Однако он всякий раз, немного помявшись, снова молча принимался за еду.
Только кончив суп, он вдруг почти совсем спокойно спросил:
— Ну как, довольна?
Мать не ответила. Этого она боялась больше всего. Она чувствовала, что в нем кипит гнев, и предпочла бы, чтобы он раскричался. Она вздохнула, помолчала, потом спросила:
— Сделать тебе яичницу?
И снова молчание, а затем вопрос отца:
— А ты почему не ешь?
На этот раз мать не могла сдержаться, голос ее дрожал, как клинок:
— Оставь меня в покое; я спрашиваю, будешь есть яичницу, ответь да или нет, и все!
— Нечего на меня орать, — вдруг разозлившись, крикнул отец. — Я не знаю, какая еще еда есть!
— Есть сыр и яблочный компот.
— Тогда делай яичницу. Я весь день проработал. Имею я право поесть? А?
Мать не ответила. На этот раз сдержалась она. Встав со стула, она только пожала плечами и поморщилась, но отец этого даже не заметил. Мать пошла к буфету, открыла жалобно взвизгнувшую дверцу, нагнулась, взяла в круглой корзиночке яйцо и захлопнула коленом дверцу. Она знала, что отец следил за ней, пока она стояла к нему спиной, знала также, что, когда она обернется, он сразу опустит голову и уставится в тарелку.
Минутку мать смотрела на его лысый череп — на макушке отражался свет от лампы, — потом взяла с полки сковороду с двумя ручками и поставила на плиту. Отрезала масла, растопила, выпустила на сковородку яйцо, зашипевшее в горячем масле. На отца она не обращала внимания. Прошло, верно, минут пять, и за это время он не произнес ни слова, однако мать знала все, что он думает, все, что хочет крикнуть ей в лицо.
Она взяла кухонной тряпкой горячую сковороду, подцепила яичницу вилкой и положила на тарелку.
— Спасибо, — буркнул отец.
Он отломил кусок хлеба, обмакнул в желток. Поднес ко рту. Остановился, поглядел на мать, спросил:
— Так ты есть не собираешься?
Она отрицательно мотнула головой и отнесла сковороду в раковину. Когда она подошла к столу, отец, перестав есть, спросил:
— Ты не хочешь есть, и это после того, как проработала весь день? Ну, знаешь, ты счастливый человек. Мне после работы обязательно надо поесть. — Он помолчал, потом прибавил: — А нам с тобой, видно, еще не один день придется поработать.
И опять принялся за еду.
Мать, чтобы сдержать раздражение, стиснула зубы. Ей хотелось кричать, плакать, уйти, оставить его одного, и все же она не сделала ни малейшего движения. Просто вылила обратно в кастрюлю недоеденный ею суп, а потом как оцепенела. Только время от времени медленно приподымались ее плечи, словно от более глубокого вздоха, но при этом — ни стона, ни жалобы.
