С оным утверждением Себастьян мог бы и поспорить, но не стал.
— А где найти девицу, чтоб и норову спокойного, и не балованная, и согласная уехать в этакую даль?
Красивая речь.
Вдохновенная.
— Мы подумаем, — ответил Сигизмундус, когда панна Зузинская замолчала. — Быть может, сие и вправду достойный выход…
Кузина так не считала.
Сидела с несчастным яйцом в руке, поглядывала мрачно, что на сваху, что на Сигизмундуса…
— Что тут думать‑то? — Агафья Прокофьевна всплеснула ручками. — Свататься надобно… сватовство, ежели подумать, дело непростое… у каждого народу свой обычай. Да что там, народ… в каждой волости по — свойму, что смотрины ведут, что свадьбу играют…
…она щебетала и щебетала, не умолкая ни на мгновенье.
— …вот, скажем, у саровынов заведено так, что жениха с невестою ночевать в сарай спроваживают аль еще куда, в овин, амбар… главное, что не топят, какие б морозы не стояли… и дают с собою одну шкуру медвежью на двоих… а у вакутов наутро после свадьбы сватья несет матери невесты стакан с водою. И коль невеста себя не соблюла, то в стакане оном, в самом донышке, дырку делают. И сватья ее пальцем затыкаеть. А как мать невесты стакан принимает, то из той дырочки и начинает вода литься, всем тогда видно… позор сие превеликий…
Евдокия вздыхала.
И слушала.
И проваливалась в муторную полудрему, которая позволяла хоть и ненадолго избавиться от общества панны Зузинской. Но та продолжала преследовать Евдокию и во снах, преображенная в огромную паучиху, вооруженная десятком крючков, она плела кружевные ловчие сети и приговаривала:
— …а в Залесской волости после свадьбы, ежели девка девкою была, то собираются все жениховы дружки, и родичи его, и гости, какие есть. И все идут ко двору невесты с песнями, а как дойдут, то начинают учинять всяческий разгром. Лавки ломают, ворота, окна бьют… и от того выходит ущерб великий. А уж после‑то, конечне, замиряются…
После этаких снов Евдокия пробуждалась с больною тяжелой головой.
— Терпи, — прошептал Себастьян, когда поезд остановился на Пятогурской станции. Остановка грозила стать долгой, и панна Зузинская вознамерилась воспользоваться ею с благой целью — пополнить запас пирожков.
После ее ухода стало легче.
Немного.
— Что происходит? — Евдокия потерла виски, пытаясь унять ноющую боль. И в боли этой ей вновь слышался нарочито — бодрый, но все ж заунывный голос панны Зузинской.
— Колдовка она, — Себастьян обнял, погладил по плечу. — Правда, слабенькая. Пытается тебя заговорить. Не только тебя, — уточнил он.
