– Нашатыря ей, – раздалось над ее головой. – Сейчас грохнется. Какой идиот показал ей это?
Похороны Стасина память милосердно не фиксировала. Пришли товарищи и ученики Люси, ее «девчата», все организовали, обо всем похлопотали. Стасю утешали, временами кто-то из «девчат» плакал у нее на плече, и тогда утешала уже она. В общем, Стася даже рада, когда все утомительное мероприятие наконец закончилось. Ведь она-то знала, что ни венки, ни панихида, ни прощальные речи – ничто из перечисленного не имеет отношения к Люсе. Это не она будет спать вечным сном под тяжелым надгробием с мраморной Терпсихорой, в земле Большеохтинского кладбища. Она ушла жить на океанский берег, ушла туда, где ее терпеливо ждали много лет подряд. А Стася осталась.
Она вернулась на прежнюю работу. Там, конечно, ничего не знали о произошедшем. Анне Матвеевне Стася объяснила, что бабушка ее умерла, а свадьба расстроилась, та с удовольствием приняла ее назад.
– Только поставь мне тут что-нибудь по-настоящему забойное, типа карнавала в Рио-де-Жанейро! Сделаешь?
Стася хотела сказать, что силами восьмерых худосочных стриптизерш можно изобразить разве что марш анорексиков на Невском проспекте, но обнаружила, что подопечных у нее уже не восемь. А семь. Алины не было.
– Где же…
– Удалилась в неизвестность твоя подруженька, – съязвила Ленка Дом. – Перехватила у меня триста евриков авансом и растаяла в туманной дали. Даже за вещичками не явилась, так и валяются в гримерке!
Что ж, одной потерей больше.
И Стася принялась жить дальше.
Она ходила на работу, приходила с работы, гуляла с собакой, готовила себе и Кефирчику еду. Квартира теперь казалась ей слишком большой, и она запирала столовую, кабинет и Люсину комнату. Стасе довольно одной комнаты и кухни. Как, интересно, Люсе удавалось справляться с уборкой этой нелепо большой квартиры? Почему окна всегда были прозрачны, паркет натерт мастикой, по углам не перекатывались пыльные колобашки? Почему в подвале дома, где у них есть собственная кладовая, никогда не заводилась плесень? Не пахло гнилыми овощами? Неужели Люся сама, своими бесплотными руками в старинных кольцах управлялась с проросшим картофелем, чистила его, перебирала? А ведь картошку еще нужно купить, найти кого-то, кто привезет, ссыпать в погреб!
Стасе не до уборки, не до картошки.
У нее и так много дел. Много мыслей.
Собственно, мысль-то всего одна.
Она виновата – вот в чем состояла эта мысль. Стася чувствовала себя виноватой всю жизнь, но теперь это чувство обострилось и резало по живому – по телу, по нервам, зазубренным лезвием скребло по кости! Она виновата в смерти Люси, она стала легкой добычей для альфонса, мошенника, убийцы! Жалкая, застенчивая уродка, готовая броситься на шею любому смазливому представителю мужского пола, первому встречному, который поманит ее пальцем! Если бы она тогда, на выставке, отказалась от приглашения в кафе! Если бы не продиктовала номер своего телефона! Если бы она отказалась ехать с Люсей в Париж… Если бы…
