- Не хотел, не хотел!.. - кричит она на весь автобус, видно, довольная, что можно как-то разогнать дорожную скуку. - Беда эти командировочные. Стоит только из дому вырваться - и пошли куролесить. Глаза-то как у кролика, до сих пор очухаться не может!
- Да не шумите вы, - попытался унять разбушевавшуюся женщину один из пассажиров. - Он же вам ничего плохого не сделал, а вы оскорбляете...
- Ничего плохого? А зачем руки распускает?! Вон чуть рукав не оторвал!
Пассажиры дружно хохотали, слушая перебранку. Пескишеву было не до смеха, от стыда хоть сквозь землю провались.
"Какая пошлость", - думал он, уходя на самое последнее сидение, пустое и неосвещенное. И вдруг его поразила мысль: "А что же с больной? Как прошла операция? Почему я сам ее вчера не сделал? Надо же такому случиться, а ведь хотел позвонить... Бумажная суета все из головы выбила, о человеке забыл. Стыд какой... Хоть бы фамилию узнал, имя... Так нет, ни того, ни другого не сделал. Плохо, очень плохо..."
4
Антона Семеновича Муравьева, ректора медицинского института, где Пескишев возглавлял кафедру невропатологии с курсом нейрохирургии, называли личностью из легенды. Легенда и впрямь существовала, настоящая, непридуманная, и во всем институте не было студента, а уж тем более преподавателя, который не знал бы ее во всех подробностях. А заключалась она в том, что два десятка лет назад, на заре своей деятельности, молодой врач захолустного сельского здравпункта Антон Муравьев сам себе сделал операцию по поводу аппендицита, поскольку деревня, в которой он жил, была начисто отрезана от райцентра весенней распутицей.
Этот мужественный поступок, благодаря журналистке местной районной газеты Катеньке Леонтьевой, давно положившей глаз на молодого симпатичного врача, получил небывалый резонанс. О нем много писали в газетах и журналах, весьма далеких от медицины, хотя сам Антон в ту пору был глубоко убежден, что писать следовало не о нем, а о плохом состоянии дорог в районе: будь дорога хоть мало-мальски проходимой для колхозного "газика", он никогда не решился бы на такой подвиг. Ну, а так что ему оставалось делать? Не умирать же в самом деле в двадцать три цветущих года из-за какого-то воспалившегося отростка слепой кишки, который, кстати, организму совсем не нужен.
Правда, вскоре Антон Муравьев начал куда с большим уважением думать о своем поступке. Случилось это тогда, когда слава, внезапно обрушившаяся на него, начала приносить вполне ощутимые плоды. Профессор Самойлов, ректор его родного института, предложил Антону место в аспирантуре на кафедре госпитальной хирургии. Он с радостью и благодарностью принял это предложение: глухая полесская деревушка, где Муравьев отрабатывал трехлетний срок после окончания института, уже на первом году основательно надоела ему.
