рану, чтобы все вытащить, осушить и прочистить. Это было очень иронично. Еще, глубоко зашивая рану, я, видимо, задел и уничтожил какие-то нервы в щеке, так что теперь лицо иногда без всякой причины немеет, а рот слева иногда немножко провисает. Я точно знаю, что он свисает и что у меня теперь есть милый шрамик, вот тут, не только потому, что смотрелся в зеркало, сам видел и чувствовал; об этом мне говорили и другие, хотя и очень тактично.
В общем, думаю, в том году все начали понимать, что я несчастный маленький солдатик, даже я сам. Поговорив и посовещавшись, мы решили, что, возможно, для меня было бы лучше, если бы я отложил поступление в Университет Браун на Род-Айленде, куда уже был готов отправляться, и вместо того поучился бы еще годик по поствыпускной программе в очень хорошей и престижной и дорогой подготовительной школе под названием Академия Филипса в Экзетере, удобно расположенной прямо в моем родном городе. Так я и сделал. И по всем признакам это было очень успешное время, не считая того, что я был еще на Земле, а на Земле мне становилось все нехорошей, хотя лицо и пошло на поправку и я более-менее перестал видеть галлюцинацию кровавой раны, не считая коротких мигов, когда замечал зеркала краем глаза и все такое.
Но да, в целом тогда мне становилось все хуже, хотя я очень неплохо справлялся в новой школе с поствыпускной программой, и все говорили: «Ничего себе, ты же очень хороший студент, тебе надо немедленно поступать, почему медлишь?» Но мне тогда было довольно ясно, что в университет мне нельзя, но ответить людям из Экзетера, почему, я не мог, потому что это не было связано с решением уравнений по химии или анализом стихотворений Китса по английскому. Им только оставалось смириться, что я несчастный маленький солдатик. Я сейчас правда не горю желанием во всех жутких подробностях описать все те миленькие неврозы, что более-менее в это время начали возникать у меня в мозгах, словно морщинистые серые нарывы, но кое-что скажу. Во-первых, меня часто рвало, постоянно правда тошнило, особенно когда я просыпался по утрам. Но вообще это могло включиться в любой момент, стоило только подумать. Если я себя нормально чувствовал, я вдруг думал: «Эй, а меня совсем не тошнит, надо же». И оно тут же включалось, как будто между мозгом и горячим и слабым желудком с кишками был большой белый пластиковый выключатель, и меня вдруг тошнило в тарелку на ужине, или на парту в школе, или на сиденье машины, или в кровати, или где бы то ни было. Остальным это казалось правда очень абсурдно, а мне было очень неудобно, что поймет любой, кого хоть раз правда тошнило. Продолжалось это довольно долго, и я сильно похудел, что плохо, ведь я изначально был не очень крепкий. Еще я прошел множество медицинских тестов желудка, включая вкуснейшие напитки из бария и подвешивание вверх ногами для рентгена, и тому подобное, и однажды мне даже делали спинномозговую пункцию, и было больно, как никогда в жизни, ни за что больше не соглашусь на спинномозговую пункцию.
