Он говорил рассеянно, Тодд, наблюдая за человеком, но говоря сквозь него, глядя на его тень где‑то на другой стороне мира. Нас человек не видел, в этом я уверен. Он дошел до угла — одна рука за спиной, другая делает небольшие разговорные жесты — затем свернул на следующую улицу и пропал.
— Видел его ботинки?
— Это не сапоги.
— Ботинки, что достают до лодыжки.
— Высокие ботинки.
— Старый Свет.
— Без перчаток.
— Рубашка до колен.
— Возможно, не его.
— Дешевая или секонд — хэнд.
— Представь, какую шапку бы он носил, если бы он носил шапку, — сказал я.
— Он не носит шапку.
— Но если бы носил, то какую шапку?
— У него капюшон.
— Но какую шапку, если бы носил?
— У него капюшон, — сказал Тодд.
Теперь мы дошли до угла и начали переходить улицу. Он заговорил на миг раньше меня.
— Есть только одна шапка, какую он мог бы надеть. Шапка с наушниками, что прикрывают оба уха и затылок. Старая потрепанная шапка. Заостренная шапка с наушниками для ушей.
Я ничего не ответил. На это мне ответить было нечего.
На улице, куда перешел человек, никого не было видно. На пару секунд на место опустилась аура таинственности. Но его исчезновение просто означало, что он жил в одном из домов на улице. Важно ли, в каком? Я думал, что неважно, но Тодд не согласился. Он хотел, чтобы дом подходил человеку.
Мы медленно шли по середине улицы, в паре метров друг от друга, шагая по колеям от машин, чтобы не брести в снегу. Он снял перчатку и вытянул руку, посжимал пальцы.
— Почувствуй воздух. Я бы сказал — минус 9 по Цельсию.
— У нас не Цельсий.
— Но у него да, там, откуда он, Цельсий.
— Откуда он? По мне он не слишком совершенно белый. Он не скандинав.
— Не голландец или ирландец.
Я задумался об Андалузии. Где находится Андалузия? Кажется, я не знал. Или узбек, казах. Но это казалось легкомысленным.
— Центральная Европа, — сказал Тодд. — Восточная Европа.
Он указал на серый каркасный дом, обычную двухэтажку с крышей, обшитой дранкой, и без единого признака утраченного уюта, что были присущи некоторым домам в городе.
— Может быть, вот этот. Его семья разрешает ему выходить на прогулки, если он будет оставаться в обозначенных пределах.
— Холод его не сильно беспокоит.
— Он привык к совсем другим холодам.
— Плюс его конечности уже потеряли чувствительность, — сказал я.
На передней двери был рождественский венок, но никаких гирлянд. Я не видел на всем участке ничего, что указало бы, кто здесь живет, откуда, на каком языке говорит. Мы достигли места, где улица переходила в рощу, развернулись и отправились назад.
