Украина и Речь Посполитая в первой половине XVII в. | страница 100



На алчных
Перестал я жизни этой вовсе удивляться,
Как мне, скудному, при алчных ныне напитаться?
Богачи шинки содержат, богачи мозгуют,
Богачи, как перекупки, крупами торгуют.
Можно видеть и шляхтянку с меркой на базаре,
То-то в город зачастила с кухаркою в паре.
Масло ложками базарит, горшочками пахту,
Домодельный сыр поштучно – панночке на плахту.
Пива на дворе наварят да накурят водки,
Не заплатишь, сколь запросят, не промочишь глотки.
Бедняку, как ни вертись он, дали на орехи.
А на хлеб вот не досталось – алчные в успехе.
Стежки даже распахали, выгоны, полянки,
Перепашут и дороги под свои делянки.
Уж от жадности от ихней просто спасу нету,
Просто видеть невозможно ненасытность эту.
Черта вам еще! Хоть жизнью хвалитесь вы сытной,
Да зато не отберете нищеты постыдной.
И всего-то вам не вдоволь, все-то вы с долгами,
Отобрали хлеб у бедных, а без хлеба сами[223].

Подведем еще один промежуточный итог: к началу XVII в. даже собственно польская шляхта в идейном плане делится на несколько групп. Первая группа – магнаты, то есть крупные землевладельцы (их огромные владения располагались, как правило, на Украине), образ жизни и претензии которых вызывают раздражение у подавляющего большинства средних и мелких землевладельцев-шляхтичей, составляющих большинство этого сословия на собственно польских землях и составляющих вторую группу шляхетства. Группу сарматов-рыцарей можно разделить на две категории: первая – это хранители древних рыцарских традиций, так сказать, ортодоксы, не желающие изменять изначальному предназначению дворян; вторая – клиентелла магнатов, то есть разорившееся шляхетство, утратившее связь с землей, рыцари поневоле, которым просто некуда больше деваться.

Что же касается украинской шляхты, то «образ украинского сармата воплотился только в идеале рыцаря. Однако он не фиксировал обязательную шляхетскую принадлежность сармата-воина. Напротив, социальные границы этого этоса оставались открытыми, включая и инока, сражавшегося за веру в прямом и переносном смысле и, что очень важно, казака. Сохранив саму конструкцию идеального образа рыцаря, украинский сармат наделяет ее новыми чертами. В частности, это мотив верности королю, отсутствующий в польском этосе. В реальной исторической ситуации в гражданском и политическом отношении украинская элита ощущала себя частью польского государства, и потому верность Речи Посполитой и служба королю рассматривалась как обязательные добродетели рыцаря, причем как шляхтича, так и казака недворянского происхождения»