Уныние, ярость, всплески надежды, разочарование, снова уныние… И наконец — окончательно! — отчаяние. Тяжелое, давящее, беспросветное, бесконечное — как этот склон. Все кончено. Это — навсегда…
Теперь каждое новое воспоминание погружало меня в эту черную воду все глубже и глубже. Каждый шаг по пыльной траве — лишь бы делать хоть что-то, чтобы не сойти с ума. Хотя как можно сойти с ума после смерти? И с каждым шагом отчаяние мое становилось все более глубоким.
И вдруг я увидела вдалеке слабый свет. Настолько слабый, что я засомневалась, не обманывают ли меня окончательно отупевший мозг или глаза. Если б я смогла, то понеслась бы в ту сторону бегом, но это было невозможно — при первой же попытке перейти на бег боль стала просто невыносимой. Но теперь у меня хотя бы была цель. И больше всего я боялась, что мне померещилось. А еще — что источник света может исчезнуть прежде, чем я до него доберусь.
Неужели я и правда верила, что найду «погремушку»?
На склоне горы сидел… Кто? Я не могла понять — черты лица этого существа и весь облик были текучими, зыбкими, постоянно меняющимися.
— Ну, здравствуй! Наконец-то мы встретились! Хотя… здоровье тебе больше не понадобится, сама понимаешь. Но надо ведь сказать что-то приветственное, правда?
Это был «он». Я не знала, каким словом обозначить его. Дух, демон, дьявол, сатана? Но уж точно не ангел. Именно его я видела в Сибири — во сне и наяву.
— Садись, — он похлопал по траве рядом с собой. Я послушно подошла и села. Почему-то меня нисколько не смущала своя нагота, как будто это было в порядке вещей. — Тебя, наверно, удивило все это? Не похоже на то, что рассказывали в воскресной школе? Ах да, я забыл, ты же не ходила в воскресную школу. Да какая разница. Ну, значит, не похоже на то, что тебе тайком рассказывала бабушка Нина, да? Можешь не отвечать. Разумеется, непохоже. Потому что все, что тебе рассказывали, — это вранье. Никакого ада, никакого рая. Вообще ничего. Только воспоминания и угрызения совести. Конечно, можно назвать это адом, приятного тут мало. Но, как видишь, никаких чертей со сковородками, никакого огня, никакого червя. Даже других грешников нет — у каждого свой персональный ад.
— Бога тоже нет? — с трудом разлепив пересохшие губы, спросила я.
— Бога? — переспросил он и весь пошел переливами ядовитых оттенков — видимо, это обозначало язвительный хохот. — Нет, Бог как раз есть. Но только не здесь.
— Разве Он не вездесущ?
— Он вездесущ ровно настолько, насколько Сам этого захочет. Ваш мир ему неинтересен, поэтому Его здесь нет.
