— Они сейчас приедут, а ничего не готово! — бушевала мадам Вуазен, устремляясь в кухню.
На мой взгляд, она была несправедлива. Полина расстелила на книжных столах белые скатерти, и подносы крекеров с фуа-гра прятались за тарталетками, корзинками свежих овощей и фруктов в окружении чашечек с разноцветными соусами и пирогов с помидорами, нарезанных веером. На верхушке фигурного торта красовалась моя книга из марципана. Фраза «Литературная премия следственного изолятора Сен-Пьер» была написана сахарной глазурью.
Через десять секунд появилась Полина, на ходу снимавшая анорак. Снова взметнулся столб искр. Я стоял перед ней, держа руки в карманах пиджака. Она размотала шарф и спросила — очень тихо, но с детским нетерпением:
— Ну… Как он реагировал?
Я сжимал в кулаке ее трусики, собираясь вернуть их ей, как говорится, «без комментариев». Она побледнела, обо всем догадавшись без слов.
— Он не принял моего подарка, — сказала она.
Констатация факта, точка, перевернутая страница. Я не вынес печали в ее глазах. Извлек из кармана авторучку «Ватерман», положил ее на стол. И ответил смущенным тоном, скрывающим ложь за особой формой искренности:
— Нет, нет… Его это очень тронуло, но…
Я чувствовал, как учащается сердечный ритм на многоточиях.
— Но?
— Он тоже хочет сделать вам подарок.
Она просияла:
— Подарок? Но какой?
Я постарался выдержать ее взгляд, не моргнув. Не отвечать же, в самом деле: «Меня». С горькой покорностью я приблизился на десять сантиметров. Учуяв одеколон Максима, она закрыла глаза и прикусила губу. По щеке скатилась слеза. Мне так отчаянно хотелось обнять ее — по-дружески, отринув всякую двусмысленность, — что мои мышцы одеревенели. Она резко развернулась, широкими шагами пересекла магазин и скрылась в кухне, где хлопотала мадам Вуазен.
— Я вам нужна, Жанна?
— Да, лед, спасибо. Никак не выну из формочек эту пакость.
Я закурил сигарету, чтобы отбить запах. Чтобы не пахло Максимом. Идея его была глупа и оскорбительна по отношению к Полине, а отдуваться пришлось мне. Это было куда более пагубно, чем гипотеза о репелленте, выдвинутая библиотекаршей. Я представлял себе, какие выводы могла сделать Полина о нашем разговоре в следственном изоляторе. Мужики делят женщину, жонглируют ее трусиками, говорят сальности. «Трахни ее за меня, запах сделает свое дело». Так я влип впервые в жизни. И на этот раз был действительно ни при чем.
Я сел под своим жутким портретом за стол с книгами и стал ждать «клиентов». Через некоторое время вернулась Полина, неся поднос с бутылками под звяканье льдинок.
